Она фыркнула сконфуженно.
- Я в детстве часто летала во сне. Долго так. Даже в институте еще летала. Кувыркалась в воздухе, взвивалась ведьмой под облака. А потом как-то в компании черт дернул рассказать. И один негодяй, что за мной ухлестывал, возьми да ляпни: "Смотри, Холина, в следующий раз не задень за линии высоковольтных передач. Разобьешься". Ну, так себе прикол. Больше, чтоб в разговор встрять. А вот - запало. Летать какое-то время продолжала. Но очень осторожненько и - над самой-самой землей, - боялась задеть. А сегодня взлетела. Меж соснами.
Она улыбнулась, удивляясь и воспоминанию, и тому, что опять взлетела, и - что захотелось вдруг сказать об этом вслух.
Поймала заинтересованный, без обычной насмешливости взгляд и - спохватилась:
- А что Васильчиков?
- Нет никого.
Наступила тяжелая пауза, - если бы Васильчиков добрался до поселка, машина пришла бы еще ночью.
- Ништяк! Пробьемся, - вздохнул Денис.
Он потянулся с заботливым видом к ее лбу. Два выжидающих взгляда пересеклись.
На долю секунды Ирина заколебалась. Ей захотелось опять ощутить его прикосновение, но вместо этого кончиками пальчиков она отвела протянутую руку, надменно сморщила носик, как делала всегда, желая ододвинуть мужчину на дистанцию:
- Ну-ну, юноша, не заигрывайтесь. Цела и здоровехонька.
- Тогда питаться будешь за общим столом, - он с деланным безразличием пожал плечами, принимая предложенные правила игры. - А что потом?
- Потом я на заготовки, - он кивнул на обнаруженный топор с длинным топорищем.- А ты тут отдохнешь по хозяйству, раз уж к верхним людям не отошла. Надо подмести, прибрать, - дом все-таки. Никто не знает, сколь нам здесь зимовать семейно. Начнем привыкать к дикой жизни. Силки да капканы научимся ставить. Оденемся в шкуры. Опростимся. Детей, само собой, наплодим. А лет эдак через десяток, глядишь, найдут наше дикое семейство, наедут твои друзья телевизионщики: ба, ужель та самая Ирина! Так что, подъем! Он потянул с нее одеяло.
- Пока не одичали, - отвернись! - потребовала она.
- Да что уж теперь-то?
- Вот теперь и отвернись. И вообще губы не больно раскатывай, - детей ему подавай. Нашел рожальный станок. Что случилось, то случилось. Но в дальнейшем обойдемся без всяких иллюзий насчет семейственности и прочего интима. Хотелось бы, чтоб то, что произошло между нами ночью... - А что собственно случилось ночью? - в тон ей удивился Лобанов. - Ничего собственно стоящего внимания не случилось.
Ирина нахмурилась:
- Короче, насчет секса. Отдохни от этой мысли.
- Секса?! - с глумливой усмешкой подхватил он. - Откуда ему здесь взяться? Секс - это когда удовольствие. А здесь - оперативное лечебное вмешательство по Гиппократу: вошел в больного исключительно для его пользы. После чего вышел. С позитивными последствиями для больного и, надеюсь, без последствий для меня.
Он едва увернулся от запущенной в лицо металлической кружки.
- Какое ж ты все-таки действительно быдло! - Ирина яростно отбросила одеяло и, не считаясь с тем, что Лобанов смотрит на нее, принялась натягивать одежду, поскрипывая зубами от сладковатой боли, - тело ныло так, будто мясо отходило от костей.
Среди дня прибирающейся в зимовье Ирине почудилось жужжание, чуть позже преобразовавшееся в гул двигателя.
Она выскочила наружу предупредить Лобанова. Но тот уже, воткнув топор в лежащее на снегу деревце, как был распаренный, без шапки и тулупа, несся к дороге, тушканчиком перемахивая сугробы.
Через десять минут он влетел в зимовье:
- Собирайтесь, барыня, карета подана.
- Это за нами?
- Да. Суслопаров, не дождавшись Васильчикова, разослал по всем дорогам поисковые группы. Даже вертолеты, говорят, бороздят над тайгой. Могучий, видно, пиар ты ему стряпаешь.
Холина поджала потрескавшиеся губы. - А что сам Васильчиков?
- Тоже нашли, - неохотно ответил Денис. - Провалился в ручей под самым поселком. Там на берегу и обледенел. Говорят, дорогу пытался сократить. Опять, стало быть, лажанулся штурманюга. М-да, такая вот его планида.
Он вгляделся в ее лицо:
- Черт тебя возьми! Что у вас, у баб, за нутро? Даже здесь не могла обойтись без косметики. Погляди на себя: штукатурка аж сыпется. Дала бы хоть коже зажить. Только погибала и - едва учуяла мужиков, уже успела намазаться. - Во всяком случае, - не для тебя. Лэптоп не забудь, оператор, - поджав губы, она надменно прошла мимо. Объяснять, что безукоризненно чистое прежде лицо приобрело цвет сырого мяса, к тому же покрылось чешущимися струпьями и волдырями, она сочла ниже собственного достоинства.
10.
Через три часа их доставили в Сахру, к зданию администрации компании "Сахранефть", и прямиком препроводили в приемную президента. - Со спасением, Ирина Семеновна! Заждались, - секретарша с благостным лицом устремилась в президентский кабинет, даже не закрыв дверь.
- Так давай же ее сюда! - загремело изнутри. Ирина, нерешительно оглянувшись на Лобанова, шагнула внутрь и попала в объятия бегущего навстречу Игната Суслопарова. - Ну, здравствуй, заново рожденная. Уже доложили, как настрадалась, - он обхватил ее за плечи. Провел рукой по волосам. Вгляделся в лицо. - Сам вижу. Ох, как же тебя обнесло! Главное, хоть бы предупредила, что именно этим рейсом! В последнюю минуту, понимаешь, сообщили, что в самолете летит один типчик, которого видеть не хотел. Вот и пришлось завернуть. Тебя-то ждал только на другой день. Но как же ты без звонка! - Сюрприз хотела, - шепнула Холина, пытаясь высвободиться. - Был бы сюрприз. В жизни бы себе не простил. Как же тебе досталось, бедная ты моя! Он потянулся поцеловать ее, но Холина прикрылась рукой. - Ну, будет, - она намекающе кивнула.
Только сейчас Суслопаров через голову Ирины увидел бородатого парня с баулом и сумкой через плечо. Присмотрелся. Огорошенно выпустил ее из объятий:
- Интересно, для чего же мы все это проделали? А ты как тут?
- Я ейный оператор, - Лобанов шагнул в кабинет и закрыл за собой дверь, к неудовольствию замершей на пороге секретарши.
- Мы вместе договаривались добираться, - объяснилась Ирина, усаживаясь в кресло. - Я ж про твои очередные штучки-дрючки не знала.
- Что? Нахрапом решил взять? - Суслопаров хмуро оглядел незванного пришельца. - Мы простые: нас в дверь, а мы в окно. Уж не прикажешь ли выкинуть тебя из кабинета да отвезти назад в то же зимовье месячишка на два, чтоб имел время прочухаться?
- Дурное дело нехитрое. Особливо, если совесть неспокойна, - Денис демонстративно впечатал сумку в стол перед Холиной, как бы окончательно сдавая с рук на руки - и сумку, и ее саму. Уселся напротив. - С чего ты-то о моей совести забеспокоился? - набычился Суслопаров. - Я со своей совестью как раз в ладу.