– Присаживайтесь, – профессор обошел стол и уселся. – Почти всю мебель забрали за долги… – он сделал размашистый жест рукой: мол, видите!
– Мне очень жаль…
– Не стоит! – перебил ее Котлов. – Ученое общество лелеяло надежду увидеть вас почетной гостьей на торжествах в Петербурге, когда одна из малых планет была названа в честь вашего отца.
– Обстоятельства сложились так, что в назначенный день я не имела возможности присутствовать…
– Обстоятельства! – Котлов потянулся, захрустев костями. – Молодежь грешит на обстоятельства, будто некая сила делает вас более занятыми, чем людей в возрасте, которым порой не позволяют сделать и шагу самые объективные обстоятельства в мире. Я прошу меня извинить… – профессор поднялся и, сухо шаркая по пыльному ковру, вышел из комнаты. Магдалина зябко завернулась в салоп: в квартире было холодно. Шаги профессора затихли, послышался шум спускаемой воды. Через минуту профессор снова уселся напротив Магдалины.
– А знаете, вы совершенно не похожи на своего отца. – Котлов улыбнулся; в улыбке профессора Магдалина не увидела ни толики тепла или радушия. – Находили ли вы когда-нибудь в этом странность?
– Нет, поскольку отец часто говорил, что я похожа на него чертами характера.
– О? – удивился профессор. – И все же было бы крайне любопытно узнать, какой была ваша маменька.
Магдалина пожала плечами.
– Полагаю, вы, будучи старинным другом отца, наверняка знали ее, – ответила она сдержанным тоном.
– Представьте себе – нет. – Котлов посмотрел Магдалине в глаза. – Просто Павел Эльвен, вернувшись в Петербург из очередной экспедиции, привез с собой голубоглазого младенца.
– Экспедиции? – удивилась Магдалина.
– Совершенно верно. Группа ученых и студентов-старшекурсников исследовала участок тундры на Кольском полуострове, где сохранились метеоритные кратеры, относящиеся к эпохе позднего плейстоцена. Почти год ваш отец провел в Мурманске. И было принято полагать, что вы – итог трагической любви, случившейся там. Мы – друзья Павла Эльвена – никогда не касались страниц жизни, посвященных этой истории. Было очевидно, с какой нежностью он относится к вам, поэтому мы ни на йоту не сомневались, что чувства, которые Павлу довелось испытать в Мурманске, были и подлинными, и бесконечно сильными.
Магдалина смешалась. Вовсе не ради задушевной беседой она пересекла половину Москвы, чтоб повидаться с профессором Котловым. Давним другом, а позднее – врагом отца.
В детстве она полагала, что ее мать была дворянкой из обедневшего рода, умершей при родах: ни отец, ни слуги не отрицали этого. Позднее она поняла, что самое простое решение – наиболее верное. Скорее всего, ее родила одна из бывших горничных или кухарок, работавших на отца. Родила, а затем подбросила Павлу Эльвену, избавившись от обузы. Снова никто из домашних ни подтвердил, ни опроверг и это наполненное полынной горечью предположение.
А если спрашивала отца напрямую, то он все равно переводил разговор на звезды-планеты или, чего хуже, на динамику астероидов.
– Эти страницы неизвестны и мне, профессор, – призналась Магдалина.
– Да-да, понимаю, – Котлов снова прищурил акульи глазки. – А спросить уже некого… Все уходят так рано и так некстати.
– Почему же, – спокойно ответила Магдалина. – Вас, к счастью, найти удалось. И у меня есть ряд вопросов, ответить на которые, надеюсь, вам не составит труда.
– Я весь во внимании.
– Расскажите, как вы с отцом стали врагами.
– О, – Котлов потер подбородок. – Вот вы о чем… Знаете ли, все это сейчас не имеет значения. Ваш отец – в могиле, у меня отобрали кафедру, и живу я нынче на пенсию и на редкие гонорары за статьи. Кто из нас был прав, а кто ошибался – итог одинаков.
– Вы изучали природу «особой энергии», – Магдалина не обратила внимания на мину профессора, сделавшуюся еще более хмурой. – И мне очень нужна консультация… Ради тех светлых дней в прошлом, когда вы были дружны с моим отцом.
– Вы понимаете, что просите объять необъятное? – профессор принялся наматывать на палец бороденку.
– «Особой энергии» становится больше и больше, – сказала, не сводя с Котлова взгляда, Магдалина. – Помогите мне! Вы знаете об этой загадочной силе больше других людей в мире.
– Я в растерянности, – Котлов заерзал на «табурете». – Не существует такого прибора, при помощи которого можно было бы определить, больше ли стало «особой энергии» или же наоборот. И тем более не понимаю, чем вызван такой интерес…
– Расскажите, в чем вы не сошлись во мнении с моим отцом. Я уверена, что истинная природа «особой энергии» может быть несколько иной, чем это до сих пор принято считать в официальной науке.
– Хорошо! – фыркнул Котлов. – В нашей Вселенной действуют четыре фундаментальные силы: гравитация, – профессор принялся загибать пальцы, – электромагнетизм, энергия мирового эфира и «особая энергия». Первая и последняя силы проявляют себя слабо, и я предположил, что существует иная Вселенная, в которой гравитация и «особая энергия» играют главенствующую роль, мы же в нашей Вселенной ощущаем лишь их отголоски. На основе этой гипотезы я создал теорию, которую назвал Единой Теорией Всего. Но ваш отец – в те годы я находил его главным союзником, поскольку мы оба разделяли идею множественности Вселенных – признал часть моих расчетов ошибочной. Таким образом, я сделался посмешищем в глазах ученого мира и подвергся остракизму. От императорской премии пришлось отказаться, усадьбу – продать, кафедру – бросить.
Магдалина покачала головой с искренним сожалением.
– Собственно, тогда на меня и снизошло понимание, – продолжил профессор. – Если Единая Теория Всего невозможна, значит, и Вселенная лишена смысла. Наша жизнь – бесцельное броуновское движение. Да-да, не смотрите на меня так. Я открыл для себя иную сферу: философию. И философия, знаете ли…
– Существует такой сценарий, пусть самый невероятный, при котором количество «особой энергии» в нашем мире могло бы возрасти? – перебила Котлова Магдалина.
– Существует, – снисходительно кивнул Котлов, простив ей бестактность. – Первое, что приходит на ум: «особая энергия» нашей Вселенной иссякла полностью, после чего мир стала заполнять чужая «особая энергия».
– Иссякла? – растерялась Магдалина. – Чужая энергия?
– Абсолютно верно, – снова кивнул профессор. – Наличие «особой энергии» создает нечто вроде давления. «Особая энергия» исчезла, давление исчезло тоже, в нашу Вселенную устремились силы из чужого мира. Но все это сугубо гипотетически! Даже страшно представить, насколько приблизительно я излагаю.
Магдалина вздохнула. Ей ли было не знать, из какой параллельной Вселенной просачивается в наш мир энергия. Тьма, наполненная шорохом кожистых крыл, скрежетом зубов и стенаниями вечно голодных мертвых, готова прокатиться по землям людей черным цунами; поглотить вечной ночью, накрыть муаром смерти.