Когда Уопшот отбыл срок, мать его уже умерла. Он продал родительский дом и переехал в другую часть города. Через несколько лет его имя снова попало в прессу, после того как два подростка рассказали о том, что Генри Уопшот предложил им за деньги раздеться у него дома. Ему снова предъявили обвинение в изнасиловании. Когда всплыло это дело, Уопшот находился в Баден-Бадене. Его арестовали в гостинице «Бреннер».
Однако факт второго изнасилования доказать не удалось, и Уопшот покинул страну. Он уехал в Таиланд, сохранив свой британский паспорт и оставив свою коллекцию пластинок в Англии, куда временами наведывается в рамках «собирательских экспедиций». Уопшот — фамилия матери, а его настоящее имя — Генри Уилсон. После того как он покинул Великобританию, у него больше не было проблем с законом, а о его жизни в Таиланде практически ничего не известно.
— Не удивительно, что он хотел скрыть свою личность, — сделал вывод Эрленд, когда Сигурд Оли закончил свой рассказ.
— Оказался оригиналом скверного толка, — добавил Сигурд Оли. — Нетрудно догадаться, почему он выбрал Таиланд.
— И сейчас у британцев на него ничего нет? — спросил Эрленд.
— Нет. Они, само собой разумеется, только рады от него избавиться, — сказал Сигурд Оли. — Элинборг была права.
— В чем?
— В том, что интерес Генри к Гудлаугу, точнее, к Гудлаугу — хористу, а не к Деду Морозу, носил сексуальный характер. Она обозвала нас старыми девственниками за то, что у нас нет такой силы воображения, как у нее.
— Таким образом, Генри запросто мог оказаться у Гудлауга в подвале и убить его? Мальчика-хориста, которого он боготворил? Ерунда какая-то получается!
— Я в этом не разбираюсь, — заявил Сигурд Оли. — Не понимаю людей, которые позволяют себе такое. Для меня они наихудшие из извращенцев.
— По нему так не скажешь, с первого взгляда, — заметил Эрленд.
— По ним никогда не скажешь. Чертовы уроды.
В это время они уже сидели в маленьком баре на первом этаже. Эрленд пил ликер «Шартрёз». У стойки толпились посетители. Иностранцы светились радостью и шумели. Было ясно, что они довольны всем, что видят и переживают. Раскрасневшиеся щеки и исландские вязаные свитера.
— Ты нашел какой-нибудь банковский счет на имя Гудлауга? — спросил Эрленд. Он зажег сигарету и, оглянувшись вокруг себя, понял, что он единственный, кто курит в баре.
— Еще не успел, но займусь, — сказал Сигурд Оли и отхлебнул пива.
В дверях появилась Элинборг, и Сигурд Оли помахал ей рукой. Она кивнула им и направилась к стойке бара, купила себе большую кружку пива и присела к ним за стол. Сигурд Оли кратко пересказал коллеге, что он выяснил по поводу Генри у британской полиции, и она позволила себе улыбнуться:
— Черт возьми, я так и знала.
— Что?
— То, что его интерес к юным хористам носит сексуальный характер. Интерес к Гудлаугу наверняка был того же рода.
— Ты подозреваешь, что они с Гудлаугом там внизу развлекались? — спросил Сигурд Оли.
— Возможно, Гудлауга вынудили принимать участие, — сказал Эрленд. — У кого-то из них был при себе нож.
— Подумать только! Рождественские праздники, а нам приходится ломать голову над такими вещами! — вставила Элинборг.
— Ничего веселого, — согласился Эрленд и допил свой «Шартрёз». Ему хотелось заказать еще бокал. Он посмотрел на часы. Будь он сейчас в участке, его рабочий день уже бы закончился. Очередь у стойки бара немного рассосалась, и Эрленд подозвал к себе официанта.
— В таком случае их было по меньшей мере двое у него в комнате. Затруднительно угрожать человеку ножом, стоя на коленях.
Сигурд Оли с опаской покосился на Элинборг: не перешел ли он границы?
— Еще лучше, — хмыкнула та.
— Подпортим немного вкус рождественского пирога, — сказал Эрленд.
— Хорошо, но зачем он убил Гудлауга? — спросил Сигурд Оли. — И не один раз ударил ножом, а несколько раз. Как будто потерял над собой контроль. Если Генри напал на него, значит, что-то произошло между ними или Гудлауг что-то сказал, что взбесило британского чудика.
Эрленд собирался заказать еще выпивки, но его коллеги отказались и оба посмотрели на часы. Рождество приближалось семимильными шагами.
— Я все же думаю, что он был в компании женщины, — сказал Сигурд Оли.
— Криминалисты измерили уровень кортизола в слюне с презерватива, — вставил Эрленд. — Он был в пределах нормы. Особа, предававшаяся любовным утехам с Гудлаугом, могла уйти до того, как его убили.
— Мне кажется, это маловероятно, учитывая позу, в которой его нашли, — заметила Элинборг.
— Тот, кто был у него в гостях, ни о чем не беспокоился, — продолжал Эрленд. — Я думаю, это ясно. Если бы уровень кортизола был хоть немного повышен, это служило бы признаком чрезмерного волнения или давления.
— Ну так проститутка просто выполняла свою работу, — вставил Сигурд Оли.
— Может, поговорим о чем-нибудь приятном? — предложила Элинборг.
— Похоже, персонал отеля регулярно прикарманивает разное добро и Дед Мороз узнал об этом, — сказал Эрленд.
— И поэтому его убили? — поинтересовался Сигурд Оли.
— Не знаю. Также, возможно, в отеле под покровительством директора допускается проституция в умеренном масштабе. Я не совсем уверен, так ли обстоят дела, но нужно проверить и эту сторону медали.
— Гудлауг как-то в этом замешан? — спросила Элинборг.
— Если положение, в котором он был найден, что-нибудь да значит, то такая связь, естественно, не исключена, — откликнулся Сигурд Оли.
— Как идут дела с твоим подсудимым? — спросил Эрленд.
— В районном суде он сидел тише воды ниже травы, — сказала Элинборг, отпивая глоток пива.
— Мальчик так и не дал показаний против отца? — уточнил Сигурд Оли, который также был в курсе дела.
— Нем как рыба, бедный ребенок. А этот черт в человечьем обличье стоит на своем, категорически отрицает, что избил мальчика. К тому же у него хорошие адвокаты.
— И ему вернут ребенка?
— Вполне возможно.
— А ребенок? — спросил Эрленд. — Он хочет вернуться к отцу?
— Во всем деле это самое удивительное, — ответила Элинборг. — Он все еще привязан к отцу. Как будто ему кажется, что он заслужил взбучку.
Они помолчали.
— Ты все еще собираешься встречать Рождество в отеле, Эрленд? — спросила Элинборг с укором в голосе.
— Нет, думаю вернуться домой, — ответил босс. — Может быть, Ева зайдет. Потушу мясо.
— Как она, кстати?
— Да как… — промямлил Эрленд. — Вроде ничего.
Он видел, что коллеги сразу раскусили его вранье. Они были прекрасно осведомлены о проблемах его дочери, но редко затрагивали эту тему. Понимали, что Эрленд старательно избегает разговоров о своих детях, и никогда не выспрашивали подробностей.