Но восхитительные, вкусные воспоминания были нарушены криками и шумом.
Люди. Двое. Ломятся через лес, как стадо камнегрызов, да еще орут на два голоса. Может, охотятся стаей, загоняют дичь для других?
Нет! Когда эти двое вывалились на поляну, на ящера обрушился запах страха и тревоги. Но даже такой искаженный запах Сизый узнал. Это были свои. Соседи. Те, кому Кринаш, хозяин здешних мест, позволяет жить в своих охотничьих угодьях.
И они тоже узнали ящеров. Остановилась, что-то спрашивают наперебой… Сизый разобрал только: у людей пропало что-то…
А вот умница Первый понял больше — не зря подолгу играл с человеческим детенышем. Быстро зашипел:
— У них отобрали и унесли самку!
— Зверь? — встревожился Сизый.
— Говорят — люди…
Сизый был озадачен, даже язык высунул во всю длину.
Эти двое, должно быть, сошлись на зов самки. На брачный сезон. Пока все понятно. Затем на зов самки пришли еще какие-то люди. Тоже понятно: двух самцов для семьи мало. Но эти, пришедшие позже, почему-то не попросились, как положено, в семью, а схватили самку и унесли куда-то.
Им не нужен был брачный сезон? Очень странно. Но зачем тогда им самка?
Ответ нашелся сразу, чудовищный, но единственно возможный.
Чтобы ее съесть!
Потрясенный подобным кощунством ящер взвился в боевую стойку и рявкнул так, что люди замолчали и шарахнулись в сторону. И в наступившей тишине Сизый успел сделать предложение:
— Сслед ссышшу!
Люди переглянулись. Не поняли? А Сизый от потрясения забыл все человеческие слова, только шипел:
— Нашшало, нашшало…
Умненький ученик и тут не оплошал:
— Ссизый хошшет нашшало сследа. Ссизый сышшет след. Ссизый — хорошшо!
Замечательно сказал. Четко и вразумительно. Даже люди — и те поняли. Загалдели, руками машут. За собой зовут.
Вот и чудесно. Сейчас ящер покажет этим двуногим, что такое настоящая охота!
* * *
Маринга обматывала смолистую ветку мхом. Рядом Челивис старательно отламывал от лежащей в снегу сосны еще одну ветку, которой тоже предстояло стать факелом.
Но и за работой они то и дело поглядывали на свою бесценную находку, как будто та могла вот-вот исчезнуть. Хотя куда может исчезнуть глубоко врезанное в камень изображение, которое Челивис и Маринга только что дружно признали филином! («А кто же это? Филин и есть! Клюв же крючком… да-да, вот эта загогулина — клюв… ну, не лебедь же это, верно?..»)
Кладоискатели даже не удивились, найдя неподалеку от изображения узкий, тесный вход в пещеру. Раз есть филин, то и Приют Филина должен быть.
Челивис уже сунулся туда, отведя ветви ели, нагло выросшей у самого входа. Он бы обрубил ветви мечом, но умница Маринга ему это запретила: незачем указывать путь прочим охотникам за сокровищем! И в первую очередь ее глазастой, приметливой сестрице… Ну да, она пошла в другую сторону по течению — и что? Аймара — хитрюга. Где захочет, там и объявится…
Короткая разведка дала немного: пещера темная, от входа расширяется. Там определенно есть что поискать, а значит — нужны факелы…
— Я у входа одна не останусь! — заявила Маринга. — Я одна боюсь-боюсь-боюсь!
Она так очаровательно изобразила робкую скромницу, что Челивис только восхищенно покрутил головой.
Он не спорил: конечно, вместе веселее. Игрок не ждал опасности от пещеры. Поперла удача, волной покатила!
И когда оба протиснулись мимо стражницы-ели и в два факела осветили гранитные стены — темные, с блестками слюды, — Челивиса волновала одна мысль: если он сейчас поцелует Марингу — получит по физиономии или нет?.. Наверное, не получит.
Он поцелует Марингу. Обязательно поцелует. Но — на обратном пути… Надо же сначала посмотреть, что приготовила для них судьба?..
А то, что приготовила для них судьба, чуть пошевелилось на каменном потолке. Случайный отблеск пламени отразился в выпуклых фасеточных глазах. В хищном нетерпении дрогнули хищные жвала.
Тварь, случайно забредшая в эти края через прореху в Грани, хотела переждать в пещере до ночи, а в темноте выйти на охоту. Но раз мясо само пришло в логово, то надо лишь немного выждать. Пусть добыча забредет подальше, чтоб не успела убежать…
* * *
— Что ворюга Арби пойман — это хорошо, — сказал сухо Унтоус. — Но я не хочу, чтобы весть об этой нелепой истории дошла до Мудрейшего. Последи, чтоб никто не распускал язык перед слугами приезжих Спрутов.
Унтоус был зол, хоть и скрывал это. И не хотел выглядеть дураком в глазах Главы Клана.
— Посадите его куда-нибудь до отъезда гостей… не в Людожорку, нет, там сейчас лютый холод, мерзавец околеет до начала допроса. Заприте в каком-нибудь чулане, да присматривайте за ним как следует.
И жестом отпустил десятника Тагиджара.
Десятник ответил на хозяйскую речь поклоном, но в душе кипел от злости еще круче господина.
Те негодяи, что арестовали певца, были не из десятка Тагиджара. Им плевать, что певчий красавчик набренчит хозяину про неудачную охоту на разбойников.
А вот Тагиджару и его людям на это было не плевать!
Арби не должен дожить до допроса.
Вот только как это сделать, чтоб не подставиться под хозяйский гнев?
* * *
Старый лось был затравлен и убит. Небольшая волчья стая, предвкушая пиршество, ждала, когда приступят к еде вожак и его могучая темно-серая подруга.
Но свирепая пара не успела еще разорвать брюхо лося, чтобы добраться до самого лакомого — внутренностей.
Подруга вожака первой навострила уши, тревожно вскинулась… и вот уже вся стая насторожилась, готовая отразить приближающуюся опасность.
А опасность двигалась по лесу уверенно, по-хозяйски, не скрываясь, источая незнакомый запах — от одного этого запаха у волков встала на загривках встала шерсть и в глотках родилось беззвучное рычание.
И он возник среди медных стволов — белый на белом снегу, оживший гигантский сугроб, чужак, пришелец, смерть… Он был огромен, маленькие глазки глядели бесстрашно и спокойно — даже гневом не удостоил он стаю.
Приблизился к туше лося. Остановился в нескольких шагах. Шея вытянута, голова опущена — волки сразу поняли, что эта поза означает угрозу.
Стая замерла. Волки почувствовали, что противник им не по клыкам.
Белый зверь шагнул вперед, оскалился, сделал выпад. И не рявкнул, нет, — зашипел. Как рысь, только громче.
Вожак без колебаний отступил, исчез в кустах. За ним последовала стая. Они еще потягались бы со здешним бурым богатырем. Но в громадном пришельце угадывалась сила, перед которой волки были просто слепыми детенышами.