Он кивнул и аккуратно взял туфлю из моих рук.
Мне нужно было выбираться из этого дома. Стены наступали на меня, словно песок, засыпающий могилу. Я прошмыгнула мимо Чавеса и выскочила на свежий воздух. Теперь на улице припарковались уже более десятка полицейских автомобилей. И снова большинство копов смотрели на меня как водители, проезжающие мимо ДТП. Капли дождя хлестали по лицу и скатывались к уголкам губ. У дождя был соленый привкус слез. Я плакала, хотя сама того не замечала. Вытерев слезы тыльной стороной ладони, я посмотрела, что творится на улице. Ворона, лакомившаяся остатками обеда из Макдоналдса, теперь стояла в паре метров от бумажного пакета, потеряв к нему всякий интерес.
Через смесь сирен и раций я вдруг расслышала пронзительный писк мобильного телефона. Ко мне подошел офицер в форме.
— Телефон уже пару минут звонит у вас в машине, лейтенант.
Я повернулась, не расслышав, что он сказал:
— Что, простите?
— Ваш телефон звонит уже пару ми…
Он не успел закончить, а я уже неслась на всех парах к своему «вольво». Назовите это материнской интуицией, или женской, или полицейской, но телефон взывал с мольбой ровно в шесть часов утра, когда я осматриваю место преступления. Нет, такой вещи, как совпадение, больше не существует. Теперь на счету каждая минута, каждая секунда. Я добежала до машины, рывком открыла дверцу и схватила телефон с приборной панели.
— Делилло.
Но звонивший повесил трубку, я услышала только щелчок.
— Черт, — выругалась я, швырнув телефон на сиденье. Это могло быть все, что угодно, возможно, пустышка, но я пропустила звонок, и больше не могу себе такого позволить.
Тут из дома вышел Чавес, неся в полиэтиленовом пакете туфлю Лэйси. Он передал ее другому офицеру, обменялся с ним парой слов и посмотрел в мою сторону.
В этот момент снова зазвонил телефон. Такую встряску я раньше испытывала, когда сообщали об огнестреле. Я уставилась на него. Отвечать не хотелось. Было страшно от того, кто это может быть или, наоборот, не быть. После пятого гудка я все-таки ответила:
— Делилло.
На другом конце провода раздался звук, напоминающий сирену пожарной машины.
— Это Делилло, — повторила я.
И тут раздался голосок, дрожащий от страха и непонимания:
— Мама. Мамочка.
Я прижала телефон к щеке.
— Лэйси, где ты?
Тишина.
— Лэйси… Лэйси, ты слышишь меня? — спросила я, во мне нарастало отчаяние. — Лэйси, ты слышишь? Ты цела? Ты знаешь, где ты?
— Нет, она не знает.
Голос был каким-то искаженным, низким, смазанным, словно раздавался с сюрреалистичного полотна, где вся действительность перекошена и растянута во всех направлениях. Я тут же поняла, что это Габриель.
— Ах ты, ублюдок, — вырвалось у меня.
— А вы пустое место.
Слова просочились через трубку, словно рука схватившая и сжавшая сердце. В этот момент он был для меня самым могущественным человеком в мире. Словно мифологическое божество, Габриель мог вершить судьбы мира одним движением пальца, одним словом. Он прав. Я чувствовала себя пустым местом.
— Теперь вы мой партнер, лейтенант. И вы будете делать то, что я вам велю, иначе ваша дочь умрет.
— Я не собираюсь заключать с тобой сделок.
— Может, пока и не собираетесь. Но что, если я предоставлю вам выбор — спасти жизнь незнакомому вам человеку или дочери?
— Ты спятил.
— Если вы не выполните то, что я вам велю, ваша жизнь превратится в ад.
— Прошу тебя, не надо. Не трогай мою дочь.
Произнеся эти слова, я ощутила себя слабой, но не было смысла скрывать это. Я и была слабой. И Габриель понимал это — я сделаю все.
— Прошу тебя, возьми меня вместо нее.
Снова молчание.
— Черт побери, возьми меня! Меня!
— Мамочка, — снова раздался голосок Лэйси.
Казалось, ее слезы стекают с трубки прямо мне в руку.
— Лэйси.
И тут связь внезапно прервалась, словно дочку выдернули из моих рук. Пока мое сознание оставалось еще незатуманенным, я попыталась определить номер, но он был заблокирован. Я прислонилась к машине, но ноги стали как ватные, и я осела на мокрый тротуар и спрятала лицо в ладонях. Дождь мочил мои волосы.
Думай, найди какую-нибудь зацепку, еще раз проговори слова Габриеля, вспомни звуки на заднем фоне, всё. Наверняка что-то обнаружишь.
Я открыла глаза. Рядом со мной сел на корточки Чавес.
— Что случилось, Алекс?
— Я слышала ее голос.
Он посмотрел на телефон, валявшийся рядом на асфальте.
— Лэйси? Ты говорила с Лэйси?
Я кивнула.
— Она напугана. Господи, она так напугана.
Он положил мне руку на колени и тихонько сжал их, пытаясь вернуть меня к действительности.
— Поговори со мной, Алекс.
Я смотрела поверх него, как будто в темный угол неизвестной комнаты, где в ужасе съежилась девочка-подросток. Раздался свист крыльев. Это ворона пролетела над головой, словно возвращая меня в настоящее. Я заглянула в добрые темные глаза Чавеса, а потом схватила его за руку.
— Что случилось? — спросил он.
Я подняла голову и позволила каплям дождя падать на лицо.
— Она… — Я не могла подобрать слова.
— Алекс, что случилось?
Я закрыла глаза, подставив лицо под струи дождя еще на несколько секунд, лелея тщетную надежду, что они смоют все происходящее как страшный сон. Если я расскажу все Чавесу, сможет ли он мне доверять? Может, я прошу слишком многого? А если я не расскажу, то смогу ли доверять самой себе? Достаточно ли я сильная? По телу прошла мелкая ледяная дрожь. Я думала только о том, стала ли я соучастником безумия Габриеля. Я посмотрела на Чавеса.
— Скажи что-нибудь, Алекс.
— Моя жизнь превратится в сущий ад.
Целый час я просидела, слушая, как капли дождя с шумом танцуют на капоте автомобиля, пока эксперты прочесывали место преступления. Ждет ли нас в пустом доме чудо в виде пряди волос или волокон ткани? Или отпечаток пальца, который словно карта приведет нас в логово Габриеля, где он прячет мою девочку? Но мое сердце, как барабан первобытного племени, выстукивало ответ. Нет, нет, нет, нет.
Чавес велел мне подремать несколько минут, но как только я пыталась закрыть глаза и скользнуть в объятия сна, звуки дочкиного голоса возвращали меня к холодной дождливой реальности. «Мама. Мамочка».
Господи. Никто из родителей не должен слышать такое. Никогда.