Юлий II, пробыв на папском престоле чуть более двух месяцев, сменил прозвище «Железный» на «Грозный». Он уже успел казнить большую часть своих врагов — тайных и явных. Джованни было о чем беспокоиться.
Джулиано нахмурился.
— Наверное, тебе следовало бы стать папой самому, а не думать, как найти покровительства делла Ровере, — сварливо сказал он. — И не смей плохо говорить о Пьетро!
Джованни тяжело и глубоко вздохнул, закрыв глаза ладонью.
— Прости, прости, — сказал он после длительной паузы. — Бедный Пьетро был тебе вместо отца все это время. Прости, Джулиано. Ничего. Не волнуйся. Дождемся Биббиену. Не будем пока принимать никаких решений.
— Нет, папа, ты должен им сказать! — из коридора донесся голос Франчески. — Папа, ты же знаешь!
Я открыл глаза. За окном стемнело. В комнате полумрак. С трудом поднялся, чувствуя, как при малейшем изменении положения голова раскалывается на две равные части.
— Франческа, ты преувеличиваешь… — ответил ей другой голос, по всей видимости синьора Вазари, но только сейчас он звучал как-то по-другому, не так, как прежде, тяжело, сдавленно.
— Я знаю, что ты знаешь! Скажи! — настаивала Франческа.
— Это очень странная история, Франческа, — казалось, отец девушки пытался уйти от ответа. — Очень странная.
— Папа, а как ты думал это произойдет? — уговаривала его Франческа. — Разве это может случиться как-то нестранно?…
— Но они сами не знают, что они ищут… — возразил отец. Я встал и медленно, стараясь не оступиться и не потерять равновесие, направился к двери.
— А откуда они могут знать, папа? — настаивал Франческа.
— Ты не понимаешь, не понимаешь, — отчетливо, чуть не по слогам проговорил синьор Вазари, после чего раздался звук, издаваемый его коляской во время движения.
Я открыл дверь и чуть не столкнулся с отцом Франчески.
— Ой! — воскликнул от неожиданности синьор Вазари.
— Простите, простите! — залепетал я. — Я вас не задел дверью?
— Нет, все нормально. Все нормально, — синьор Вазари странно посмотрел на меня — пристально, напряженно, словно хотел превратить в рентгеновский снимок. — Вы хорошо себя чувствуете?
— Да, уже лучше. Спасибо.
— Это хорошо, — подчеркнуто холодно отозвался отец Франчески, уже отъезжая от меня прочь в своем инвалидном кресле. — Очень рад за вас.
Меня снова удивил тон его голоса. Казалось, синьор Вазари был зол на меня. Но за что?! Я поднял голову — передо мной в дверном проеме напротив, чуть дальше по коридору, стояли Дик и Франческа. Они выглядели одновременно и возбужденными, и разочарованными. Что у них тут случилось?
— Тебе правда лучше? — негромко спросил Дик.
— Да, да. Лучше. Не волнуйся…
— Молодой человек! — синьор Вазари резко развернул свое кресло на сто восемьдесят градусов. — В этом загадочном конверте точно ничего не было, кроме книги?
— В каком конверте? — не понял я и автоматически посмотрел на Дика.
Тот показал рукой в сторону Франчески, и я увидел, что она держит тот обрывок конверта с маркой и штемпелем, в котором в мой офис пришла книга доктора Рабина.
— Пришлось рассказать, — тихо ответил Дик. — Тут у нас вышло…
— Ну, так было или не было?! — достаточно грубо прервал его синьор Вазари. — Отвечайте!
— Было или не было?… — повторил я, тщетно пытаясь сосредоточиться. — А что у вас здесь происходит? Я ничего не понимаю…
— Синьор Вазари спрашивает тебя об этом конверте, — Дик произнес фамилию «Вазари» с какой-то особенной интонацией, ударением, словно хотел на что-то намекнуть. Но фамилия ровным счетом ничего мне не говорила. — Он узнал от меня, что…
— Пусть он мне ответит! — прогромыхал отец Франчески, я даже не думал, что этот старик способен вести себя так властно.
— Так, сейчас я соберусь с мыслями, — попросил я и взялся двумя руками за голову. — Было или не было в этом конверте еще что-то кроме книги? Была книга… Я искал записку или письмо… Выпала какая-то дурацкая открытка…
— Открытка?! — удивился Дик. — Открытка?! А почему ты мне не сказал?…
— Стойте, стойте! — синьор Вазари тут же подкатился ко мне в своем электрокресле. — Какая открытка?
— Ну, какая-то… — недоуменно протянул я. — Глупость. Неправильная…
Франческа даже вскрикнула в эту секунду:
— Папа! Я же говорила!
— Подожди! — властно оборвал ее отец и обратился ко мне. — Говорите, что было неправильно?
— Ну, просто неправильная. Одна и та же картинка с двух сторон. Это разве открытка? — я посмотрел на Франческу, ее лицо погрустнело, словно она ожидала услышать что-то другое. — А что там должно было быть?…
— Не отвлекайтесь, — потребовал синьор Вазари. — Что было на картинке, не помните? Вспоминайте!
— На картинке… — я попытался напрячь память, но думалось трудно, голова шла кругом. — Какие-то две женщины, два младенца. Камни вокруг. Кажется, такая.
— Папа! Папа! — в голос закричала Франческа. — Да, да!
— Подожди, — попросил ее отец, но теперь его голос стал значительно мягче и спокойнее. — Идите за мной.
Синьор Вазари покатился на своем кресле в дальний конец коридора. Мы послушно проследовали за ним и очутились в просторном кабинете, обставленном с исключительным вкусом и изяществом. Высокие окна занавешены атласными гардинами, тяжелая бронзовая люстра под потолком, высоченные книжные шкафы, вдали камин, кожаные кресла и шкура огромного бурого медведя на полу. На широком дубовом письменном столе, уставленном мраморными статуэтками и бронзовыми фигурками, стопками громоздились старинные книги, рукописи и современные альбомы.
— Эта картина? — синьор Вазари протянул мне альбом.
Я пригляделся.
— Да.
— Папа, «Мадонна в скалах»! — воскликнула Франческа. — «Мадонна в скалах»!
— А на другой стороне открытки была эта картина? — строго спросил синьор Вазари, перевернув страницу.
— Две одинаковые картины в одном альбоме? — удивился я. — Интересно…
— Это не две одинаковые, это две разные картины, — выпалил Дик. — Леонардо нарисовал две похожие картины — одна хранится в Лувре, а другая в Национальной галерее в Лондоне! Так?
— Да, вы правы, молодой человек. Вы правы, — нехотя пробурчал старик и откатился в своем кресле к окну.
Воцарилась полная тишина. Все молчали, и только огромные тяжелые напольные часы с увесистыми латунными гирями на длинных цепях зычно отбивали секунды.