Йохансон открыл другой глаз.
Для него перемены всегда были жизненным эликсиром. А для неё — лишением жизни. Спустя несколько лет — он тогда жил уже в Тронхейме, — ему рассказали, что ей, наконец, удалось стряхнуть с себя это оцепенение. Она взяла себя в руки. Потом он услышал, что в её жизни появился новый мужчина. После этого они несколько раз перезванивались — без злобы и без тоски друг по другу. Горечь ушла, сняв с него груз вины.
Но вот вина возвратилась.
Тина Лунд.
Надо было тогда, на озере, переспать с ней. Всё бы сложилось иначе. Может, тогда она полетела бы с ним на Шетландские острова. Или это окончательно разрушило бы их отношения, и она бы уже не прислушивалась к его советам. Например, к совету поехать в Свегесунне. Так или иначе, сейчас она была бы жива.
Свет утреннего солнца упал в комнату. Он никогда не задёргивал шторы. Спальня с задёрнутыми шторами напоминала ему могилу. Он прикидывал, не отправиться ли ему завтракать, но вставать не хотелось. Смерть Лунд наполняла его печалью. Он не был влюблён в неё, но всё-таки любил — её беспокойный образ жизни, её потребность в свободе. В этом они обретали друг друга. И теряли, поскольку абсурдно было бы приковать друг к другу две свободы.
С тех пор, как Лунд погибла, он часто думал о смерти. Он никогда не чувствовал себя старым, но теперь ему казалось, что на нём поставили штамп со сроком годности, как на стаканчике йогурта; посмотрит человек на эту дату и видит: срок скоро истечёт. Ему было 56 лет, он был в прекрасной форме, до сих пор благополучно избегая смертельных болезней и несчастных случаев, включая цунами. Тем не менее, время его истекло. И он вдруг спросил себя, а правильно ли жил.
Две женщины в его жизни доверяли ему, и ни ту, ни другую он не смог защитить. Одна выжила, вторая умерла.
Карен Уивер напоминала ему Лунд. Не такая суматошная, более замкнутая, с более мрачным духом. Зато такая же сильная, жёсткая и нетерпеливая. После того, как они ускользнули от цунами, он изложил ей свою теорию, а она познакомила его с работой Лукаса Бауэра. Вернувшись в Норвегию, он обнаружил себя в списке бездомных, но здание НТНУ ещё стояло. Его завалили работой, пока не последовал звонок из Канады, и ему так и не удалось вырваться к себе на озеро. Он предложил Уивер выступить с ним единой командой — потому что никто другой не был в состоянии продолжить работу Бауэра. Но были и другие, тайные причины. Без вертолёта она бы не миновала смерти. Получалось, что он спас её. Уивер снимала с него грех его промаха с Лунд, и он решил быть достойным этого отпущения. Впредь оберегать её, а для этого лучше всего держать её при себе.
Йохансон встал, отправился в душ и в 6:30 появился в буфете, обнаружив, что он не единственный «жаворонок» в этом отеле. Военные пили кофе, ели фрукты и вполголоса беседовали. Йохансон положил себе в тарелку омлет с ветчиной и поискал знакомых. Он бы с удовольствием позавтракал с Борманом, но того не было. Зато он увидел генерала Джудит Ли, одиноко сидящую за столиком для двоих. Она листала скоросшиватель и время от времени поддевала вилкой фруктовый кусочек, не глядя поднося его ко рту.
Было в ней что-то притягательное для Йохансона, хоть он и понимал, что на самом деле она старше, чем выглядит. Но немного косметики и соответствующий наряд — и она была бы центром внимания на любой вечеринке. Он спросил себя, что бы пришлось предпринять, чтобы залучить её к себе в постель, но, может, лучше ничего не предпринимать. Ли была не из тех, кто передаст инициативу другому. Кроме того, любовная интрижка с генералом вооружённых сил США — это явный перебор.
Ли подняла голову.
— Доктор Йохансон, доброе утро, — воскликнула она. — Как спали?
— Как дитя. — Он подошёл к её столу. — А почему вы завтракаете одна? Одиночество великих?
— Нет, я тут обдумываю одну проблему. — Она улыбнулась и посмотрела на него светло-голубыми глазами. — Составьте мне компанию, доктор. Я всегда рада людям, которые умеют самостоятельно мыслить.
Йохансон сел.
— А кто вам сказал, что я это умею?
— Это видно. — Ли отложила бумаги. — Хотите кофе?
— С удовольствием.
— Вчера на конференции вы выделялись. Больше никто не выходил за пределы своего предмета. Шанкар высиживает свои подводные шумы, даже не умея их упорядочить, Эневек думает, что же случилось с его китами, хотя я должна поставить ему в заслугу, что он раньше всех выглянул за край своей тарелки. Борман видит опасность метановой катастрофы и готов на всё, чтобы предотвратить второй оползень. И так далее и тому подобное.
— Но это уже много.
— Однако никто из них не вывел теории, как это связано одно с другим.
— Но мы же теперь знаем, — невозмутимо сказал Йохансон, — что это происки арабских террористов.
— И вы тоже в это верите?
— Нет.
— А что думаете вы?
— Я думаю, что мне понадобится ещё день-другой, чтобы я смог вам это сказать.
— Вы ещё не уверены?
— Не до конца. — Йохансон отхлебнул кофе. — Но это щекотливая тема. Ваш мистер Вандербильт уже пристрелялся к терроризму. И мне нужно прикрытие с тыла, чтобы высказать свои подозрения.
— И кто вам должен его дать? — спросила Ли. Йохансон поставил чашку на стол.
— Вы, генерал.
Её это не особенно удивило. Она помолчала и сказала:
— Но я должна хотя бы знать, в чём вы собираетесь всех убедить.
— Узнаете. — Йохансон улыбнулся. — Заблаговременно.
Ли подвинула к нему скоросшиватель. Там были распечатки факсов.
— Может, это ускорит ваше решение, доктор. Это поступило сегодня в пять часов утра. У нас пока нет целостной картины, и никто не может уверенно сказать, что, собственно, происходит, но я решила, что в ближайшие часы мы введём в Нью-Йорке и прилегающих районах чрезвычайное положение. Пик уже там.
Замаячила зловещая картина следующей серии потопа.
— Вдоль побережья Лонг-Айленда из моря выходят миллиарды белых крабов. Что вы на это скажете?
— Может, у них служебная экскурсия от предприятия.
— Неплохо. И от какого предприятия?
— А что делают эти крабы? — спросил Йохансон, не отвечая на её вопрос.
— Мы ещё толком не знаем. Кажется, то же, что бретонские омары в Европе. Разносят заразу. Как это подходит к вашей теории, доктор?
Йохансон подумал. Потом сказал:
— Есть где-нибудь здесь или в окрестностях герметичная лаборатория, в которой можно исследовать этих животных?
— В Нанаймо. Экземпляры крабов уже на пути сюда.
— Живые экземпляры?
— Были живые, когда их взяли. Зато множество людей умерли. Токсический шок. Этот яд, судя по всему, действует ещё быстрее, чем та водоросль в Европе.