— Я не заметил.
— Смотрите, я вас предупредил.
Оливейра указала на стальную дверь:
— Приступим к делу. Роше, Йохансон и Рубин.
— А я? Разве вам не нужен телохранитель? — ухмыльнулся Вандербильт.
— Очень трогательно, Джек. — Она оглядела его. — К сожалению, костюмы вашего размера все заняты.
Они вчетвером прошли в первое из шлюзовых помещений. Система была задумана так, что шлюзы перекрывались по очереди. С потолка смотрела камера. У стены висели четыре ярко-жёлтых защитных костюма с прозрачными шлемами, перчатками и чёрными сапогами.
— Обычно мы сперва инструктируем по технике безопасности, — сказала Оливейра, — но сейчас на это нет времени. Костюм — это треть вашей защиты. На его счёт можете не беспокоиться. Он сделан из запаянного поливинилхлорида. Остальные две трети — это осторожность и внимание.
Йохансон надел жилетку, задача которой состояла в том, чтобы равномерно распределять внутри скафандра вдуваемый воздух.
— Воздух вводится так, что внутри создаётся повышенное давление. Важно, чтобы тяга была от вас наружу. Избытки выходят через вентиль. Подачу воздуха можете регулировать сами, но нужды в этом нет.
Облачившись в костюмы, они вошли во второй шлюз. Йохансон услышал приглушённый голос Оливейра и отметил, что теперь связь идёт по радио.
— В лаборатории давление, наоборот, понижено. Чтобы ничто не проникло наружу. Пол из непроницаемого бетона, окна с бронированными стёклами. Никаких стоков отсюда нет, отработанная вода стерилизуется здесь же. С внешним миром мы сообщаемся по радио, по факсу или через компьютер. Каждый уголок оборудован видеокамерой.
— На случай, если кто откинет копыта, чтобы видео осталось на память, — раздался в громкоговорителе голос Вандербильта.
Йохансон увидел, как Оливейра закатила глаза.
В своих костюмах, подсоединённых к шлангам, они походили на космонавтов, высадившихся на Марсе. Лаборатория напоминала кухню ресторана: с холодильными камерами и белыми подвесными шкафами. У одной стены стояли ёмкости с замороженными в жидком азоте вирусными культурами и другими организмами. Всё внутреннее оборудование имело скруглённые края, чтобы невзначай не порвать защитный костюм. Оливейра показала кнопки тревоги, подвела всех к столу и открыла ванночку.
В воде безжизненно плавали маленькие белые крабы.
— Гадость! — вырвалось у Рубина.
Оливейра взяла металлическую лопатку и потрогала ею по очереди всех животных. Ни одно не пошевелилось.
— Дохлые.
— В путь, по словам Ли, они отправились живыми, — сказал Йохансон и нагнулся, внимательно рассматривая крабов. — Вон тот, слева, вроде дёрнул лапкой.
Оливейра выложила краба на стол. Он несколько секунд сидел тихо, потом внезапно побежал к краю стола. Оливейра вернула его назад. Краб не сопротивлялся, но когда его отпустили, снова попытался бежать. Она повторила эту процедуру несколько раз, потом положила краба назад, в ванну.
— Есть уже какие-нибудь соображения? — спросила она.
— Я должен заглянуть ему внутрь, — сказал Роше. Рубин пожал плечами:
— Кажется, ведёт себя нормально, но вид мне незнаком. А вам, доктор Йохансон?
— Нет. — Йохансон немного подумал. — И ведёт он себя ненормально. Ему полагается воспринимать лопатку как противника. Он должен был раскрыть клешни и делать какие-то угрожающие жесты. На мой взгляд, моторика у него в порядке, а сенсорика нет. Как будто…
— Как будто кто его завёл, — сказала Оливейра. — Как игрушку.
— Да. Он бегает как краб, но ведёт себя не как краб.
— А вы могли бы определить его вид?
— Я не таксоном. Я могу сказать, кого он мне напоминает, но вы должны принять это с осторожностью.
— Ну, говорите!
— Есть два характерных признака. — Йохансон взял лопатку и потрогал одно за другим несколько тел. — Во-первых, они белые, то есть бесцветные. Цвет никогда не служит для украшения, у него всегда есть какая-то функция. Большинство бесцветных живых существ, которых мы знаем, не нуждаются в окраске лишь потому, что их никто не может видеть. Вторая особенность — полное отсутствие глаз.
— Это значит, они происходят либо из пещер, либо из лишённых света глубин, — сказал Роше.
— Да. У некоторых животных, живущих без солнечного света, глаза атрофированы, но рудиментарно всё же наличествуют. Эти же крабы… ну, я не хочу высказывать поспешных суждений, но впечатление такое, будто у них никогда не было глаз. Если это так, то они не только явились из полной черноты, но и произошли оттуда. Я знаю только один вид крабов с такими признаками.
— Жерловые крабы, — кивнул Рубин.
— И где они водятся? — спросил Роше.
— В гидротермальных глубоководных жерлах, — сказал Рубин. — Это вулканические оазисы.
— Тогда они не смогли бы выжить на суше и секунды, — возразил Роше.
Оливейра выудила одно безжизненное тело из ванны и положила на рабочую поверхность. Взяла из бюксы несколько инструментов, проехала крошечной циркулярной пилой сбоку по панцирю, и изнутри под давлением брызнуло что-то прозрачное. Оливейра распилила панцирь и сняла верхнюю крышку.
Они смотрели на вскрытое животное.
— Это не краб, — сказал Йохансон.
— Нет, — подтвердил Роше, указывая на желеобразную комковатую массу, наполнявшую панцирь. — Это та же дрянь, какую мы нашли в омарах.
Оливейра начала вычерпывать желе ложечкой в сосуд.
— Посмотрите, — сказала она. — Видите волокнистые разветвления вдоль спины? Это нервная система. Сенсорика животного невредима, но нет ничего, чему она могла бы служить.
— Как же, есть, — сказал Рубин. — Желе.
— Итак, это в любом случае не краб в полном смысле. — Роше склонился над чашкой с бесцветным студнем. — Скорее, крабовый аппарат. Функционирующий, но нежизнеспособный.
— Разве что идентифицировать это вещество внутри как новый вид крабового мяса…
— Никогда в жизни, — сказал Роше. — Это чужеродный организм.
— Тогда этот чужеродный организм отвечает за то, чтобы вывести животных на сушу, — заметил Йохансон. — И мы должны задуматься, то ли он вполз в мёртвых животных, чтобы их снова квази-оживить…
— То ли этих крабов такими вывели, — закончила Оливейра.
Повисло неуютное молчание. Наконец Роше произнёс:
— Что бы ни было причиной их появления на суше, ясно одно. Если бы мы сейчас сняли с себя эти костюмы, то были бы мертвы. Животные начинены Pfiesteria-культурой. Или чем похуже. Во всяком случае, воздух в этой лаборатории отравлен.
Йохансон размышлял о том, что сказал сегодня Вандербильт.