— Погоди! Может, мы на неверном пути. Мы исходим из того, что эти клетки вместе образуют большой мозг.
— Я убеждена, что так и есть.
— Я тоже. Но я только что подумал, что… — Эневек лихорадочно соображал. — Тебе не кажется странным, что они отличаются друг от друга? Мне пришла в голову возможная причина для такого кодирования. Кто-то программирует их ДНК, чтобы они могли выполнять специфические задания. Но если это так — тогда каждая из этих клеток сама себе мозг. — Он продолжал размышлять, но не имел ни малейшего представления, как это может происходить. — Это означало бы, что ДНК каждой клетки и есть её мозг.
— ДНК, которая может думать?
— Вроде того.
— Тогда она должна быть обучаемой. — Она взглянула на него, полная сомнений. — Я готова поверить многому, но этому?
Она была права. Это ересь. Потребовалась бы совершенно новая биохимия. Чего не могло быть.
Но если бы всё-таки это функционировало… Фантастика!
— Ещё раз, как обучается нейронный компьютер? — спросил он.
— Посредством всё более сложных одновременных вычислений. С опытом растёт число альтернатив действия.
— И как он всё это запоминает?
— Да сохраняет и всё.
— Для этого каждая единица должна иметь в своём распоряжении площадку памяти. В сплетении площадок памяти возникает искусственный разум.
— Куда ты клонишь?
Эневек стал объяснять. Она слушала, время от времени отрицательно мотала головой и просила объяснить ещё раз.
— Ты заново переписываешь биологию, насколько я понимаю.
— Правильно. Тем не менее, могла бы ты запрограммировать процесс, который протекал бы подобным образом? Хотя бы кусочек процесса.
— Кусочек — всё равно много. Ну ты даёшь, Леон! Что за сумасшедшая теория! Но хорошо. О’кей. Я попробую.
Она потянулась. Засветились золотые волоски на её загорелых руках. Под тканью майки обозначились мышцы. Эневек подумал, как ему нравится эта широкоплечая, компактная девушка.
В ту же минуту она взглянула на него.
— Но тебе это будет кой-чего стоить, — угрожающе сказала она.
— Ну, говори, чего.
— Спины и плеч. Расслабляющий массаж. — Она ухмыльнулась. — Причём плата — вперёд. Пока я программирую.
Эневек был потрясён. Имела его теория какой-то смысл или нет — было уже не так важно. Главное, она себя окупала.
* * *
Рубин
К обеду все собрались в офицерской кают-компании. Состояние Йохансона между тем улучшилось. Они с Оливейра очень хорошо понимали друг друга и не особенно огорчились, когда Рубин отказался идти на обед, заявив, что не чувствует голода после мигрени.
— Пойду прогуляюсь по «крыше», — сказал он, стараясь всем своим видом вызвать сострадание.
— Смотрите, осторожнее, — улыбнулся Йохансон. — Здесь легко оступиться.
— Не беспокойтесь, — ответил Рубин. А сам подумал: знал бы ты, как я осторожен! — Буду держаться от края подальше.
— Вы нам ещё понадобитесь, Мик.
— Ещё бы, — тихо сказала Оливейра, и он услышал. Ах, так? Рубин сжал кулаки. Они тут, наверное, языки себе истрепали, перемывая ему косточки. Но он своё возьмёт. Заслугу спасения человечества запишут на его счёт. Он достаточно долго ждал, чтобы выйти из тени ЦРУ. Как только эта миссия будет позади, не останется никаких оснований прятать от мира его достижения. Когда не будут действовать больше никакие подписки о неразглашении, он сможет опубликовать всё — и получит признание.
Пока он шагал вверх по пандусу, настроение его улучшилось. На третьем уровне он свернул в боковой коридор и остановился перед узкой запертой дверью. Набрал цифровой код. Дверь открылась, и Рубин попал в следующий коридор. Дошёл до следующей двери. Набрал код и здесь, на консоли зажглась зелёная лампочка, над ней был объектив за стеклом. Рубин приблизил к нему правый глаз, объектив отсканировал узор его сетчатки и дал блокирующей системе добро. Дверь открылась. Он заглянул в просторное сумрачное помещение, полное компьютеров и мониторов, похожее на CIC. За пультами сидели военные и гражданские. Воздух вибрировал от работы аппаратуры. У большого, освещенного изнутри стола-карты стояли Пик, Вандербильт и Ли.
— Входите, — холодно сказал Пик, подняв голову. Рубин подошёл ближе и почувствовал, как его уверенность в себе уменьшилась.
— Мы очень хорошо продвинулись, — зачастил он. — Всегда на шаг впереди…
— Сядьте, — перебил его Вандербильт, указав на стул по другую сторону стола. Рубин подчинился. Те трое остались на ногах, и он оказался как перед трибуналом.
— Этот случай ночью был, конечно, очень глупый, — добавил он.
— Глупый? — Вандербильт упёрся костяшками пальцев в стол. — Вы полный идиот. В других обстоятельствах я бы выкинул вас за борт.
— Минуточку, я…
— Зачем вы его ударили?
— А что мне оставалось?
— Лучше надо было смотреть. Недотёпа! Не надо было его впускать.
— Это не моя ошибка, — возмутился Рубин. — Это ваши люди должны смотреть, кто тут шляется.
— Зачем вы открыли эту проклятую переборку?
— Потому что… ну, я думал, может, понадобится… ведь было соображение насчёт…
— Что?
— Послушайте меня внимательно, Рубин, — сказал Пик. — Переборка в ангар имеет одну-единственную функцию, и вы это знаете. Она служит для ввоза и вывоза громоздкого материала. — Его глаза сверкнули. — И почему вам понадобилось открыть непременно эту переборку?
Рубин закусил губу.
— Просто вам лень было идти в обход, вот и вся причина.
— Как вы можете так говорить?
— Могу, потому что это правда, — Ли обошла вокруг стола и села перед Рубиным на край. Она смотрела на него снисходительно, почти дружелюбно. — Вы же сказали, что идёте подышать воздухом.
Рубин осел на своём стуле. Конечно, он это сказал. И, конечно же, система наблюдения всё это записала.
— А потом вы снова вышли подышать.
— Но ведь в ангаре никого не было, — оправдывался он. — И ваши люди не сказали, что это не так.
— Охрана ничего не сказала, потому что её никто ни о чём не спросил. Это ваша обязанность — всякий раз спрашивать разрешения открыть переборку. Два раза подряд такое не происходит. Поэтому вас и не оповестили.
— Мне очень жаль, — пролепетал Рубин.
— Я должна признать, что и охрана не на высоте. Вторую прогулку Йохансона в ангар мы прозевали. При подготовке миссии мы допустили ошибку: не инсталлировали сплошную систему прослушивания. Мы, например, не знаем, о чём говорили Оливейра и Йохансон, когда устроили маленькую вечеринку на ящике. И, к сожалению, мы не слышим разговоров на пандусе и на «крыше». Но это не меняет того обстоятельства, что вы вели себя как последний дурак.