— В тамбуре. А туда не пройти — огонь, как в печке. — Игорь задумчиво смотрел куда-то в пустоту. Он по-прежнему улыбался рассеянной и счастливой улыбкой. Потом поцеловал Ольгу и осторожно высвободился из ее объятий. — Ну, я пошел. Не поминайте лихом.
— Эй, ты куда? — Олег схватил его за рукав.
— Туда, — он кивнул, указывая на дверь, — может, еще не поздно. Отпусти. Ты вроде мужик нормальный, я не хочу с тобой, как с этим анездалом…
— Погоди! — Олег встал рядом с ним. В полумраке они казались похожими, как родные братья, — тот же рост, то же сложение, осанка, даже интонации голоса. — Ты теперь не один. Давай лучше я — мне все равно. Скажи только, где там стоп-кран? На какой стенке? А то я не заметил, когда входил…
— Дурак. — Игорь говорил спокойно, даже ласково. — Дурилка ты картонная! У тебя будет секунда, от силы две, а ты меня спрашиваешь, где тут стоп-кран! Давно, видать, в электричке не ездил.
— Ну и что?
— А то! Пока будешь искать — и сам зря пропадешь, и другим ничем не поможешь. — Он подумал и добавил: — Да ты не дергайся попусту, не рвись в герои. Все там будем… И скорее всего, одновременно. А у меня свой должок есть, так что все правильно.
Ольга заплакала в голос, как будто только теперь поняла, что происходит. Так в деревнях бабы воют по покойнику. Игорь покосился в окно — далеко ли еще, есть ли время, потом присел на корточки перед ней.
— Не грусти, моя хорошая, — он бережно взял ее заплаканное, опухшее от слез лицо в свои ладони, — не грусти. Все хорошо.
Ольга уже не плакала, только всхлипывала тихо и безнадежно. А он все говорил, как будто именно перед ней хотел оправдаться:
— Ты пойми, я должен. Ты же не знаешь про меня ничего, а я всю жизнь убивал. За деньги, из страха, ради долга, будь он неладен… Или просто по приказу. Прожил, как ценной пес. Но умереть… Умереть я хочу человеком. — Игорь грустно улыбнулся. — Может, есть что-нибудь… Там. Так что, может, и свидимся.
Он встал, и Ольга покорно разжала пальцы. Он еще обернулся и улыбнулся ей перед там, как шагнуть к двери. И всем показалось почему-то, что в последний момент вокруг его головы появилось легкое золотое сияние.
Как у святого.
В следующий миг вагон потряс страшный удар, как будто огромная рука схватила его, подняла в высоту — и с силой бросила в бездну.
Машинист Григорий Пантюхов чувствовал себя неважно. Сердце побаливало — не то чтобы сильно, когда в поликлинику идти надо, а просто щемило, рождая чувство тревоги и тоски, когда не то напиться хочется, не то морду кому-то набить.
К тому же в глаз что-то попало… Он зажмурился на секунду, пытаясь смигнуть противную соринку, а когда открыл глаза — увидел прямо перед собой то, что всю оставшуюся жизнь старательно пытался забыть.
Огромная стена из серых, грубо обтесанных камней закрывала небо и землю. Только странные это были камни, шевелящиеся. Машинист протер глаза и понял с ужасом, что это не камни, а страшно изуродованные человеческие тела, сплетенные самым невероятным образом. Лица, искаженные мукой, смотрели на него прямо из стены, руки тянулись достать через стекло. Григорий хотел было остановить поезд, но не успел — в следующую секунду он с грохотом врезался в чудовищное сооружение, раздался грохот и скрежет…
Потом несчастный машинист долго уговаривал себя, что легко отделался — ну, померещилось просто! И даже то, что произошло дальше, — авария, искореженный вагон, временное отстранение от работы и разбирательство с придирчивой комиссией, которой очень хотелось списать дело на «стрелочника», представлялось ему просто благом. Однако по ночам серая стена от земли до неба еще долго снилась ему, и каждый раз дело заканчивалось тяжелым запоем.
Олег очнулся от ощущения, что кто-то трясет его за плечи. И еще что-то горячее капало прямо на лицо…
Он открыл глаза. Увидел бледное, перепачканное лицо Ольги, склонившейся над ним. Надо же, зареванная вся, волосы спутанные, на щеке синяк, а какая красивая!
— Так вы живы! — сказала она. В голосе была такая радость, что Олег невольно улыбнулся. Он поднапрягся и сел. Ощупал голову — больно. И кровь течет… Но все это были мелочи, ерунда. Главное — жив! Олег посмотрел на свои руки — и засмеялся от радости. Проклятое кольцо исчезло без следа.
С трудом ворочая головой (шея тоже побаливала, но не сильно), он огляделся. Оконные стекла, рамы вылетели, пол густо усеян осколками стекла, пластиковые панели кое-где отвалились, какие-то железяки горчат… И гадко пахнет, как будто что-то горело.
Но главное — сквозь пустые оконные проемы снова виден солнечный свет! И небо… Олег встал, подошел к окну и выглянул наружу.
Вагон стоял прямо на земле. Каким-то образом он слетел с железнодорожной насыпи — и снова встал на колеса. Просто чудо, иначе не скажешь. Но главное — окружающая реальность снова стала привычной и обыденной! Никаких тебе огненных замков и ящериц с крыльями, только поле, чахлая рощица, да еще вон дачные домики виднеются вдали… Ясное теплое утро сменилось серым осенним днем, похолодало, но кто бы знал, какое это счастье — снова увидеть небо, траву, деревья! Только вот проклятый вагон, похожий теперь на мертвое чудовище, хотелось покинуть поскорее. Олег повернулся к Ольге:
— Надо выбираться отсюда. Вы-то сами целы?
Она кивнула.
— Надо посмотреть, как там остальные.
Сергей Николаевич полулежал, привалившись к стене. Только сейчас Олег заметил, что глаза его открыты и взгляд вполне осмысленный, только очень удивленный.
— Вы как там?
— Да, кажется, ничего… Благодарю вас, — церемонно ответил он, — знаете, как-то даже не верится.
Вилен Сидорович лежал на полу бесформенной кучей. Когда Олег подошел к нему, он слегка приоткрыл глаза, слабо махнул рукой, будто отгоняя кого-то, и пробормотал:
— Я тете Асе пожалуюсь! Совести у вас нет!
Голос был тихий и жалобный, совсем детский. Потом он дернулся пару раз и снова потерял сознание.
Андрей лежал неподвижно и признаков жизни не подавал. Тяжелая металлическая рама, вылетевшая вместе со стеклом, упала прямо на него. Кругом — кровь, вперемешку с осколками стекла… Олег сразу понял, что тот мертв, но зачем-то все же присел на корточки и попытался нащупать пульс. Бесполезно. Рука была холодна и тверда. Почему-то особенно нелепо выглядели большие часы на запястье. Стекло разбилось, и сквозь паутину трещин ничего не было видно, как будто часы тоже умерли вместе с хозяином. Олег безнадежно покачал головой:
— С ним — все.
Ольга опасливо обошла тело, как будто боялась испачкаться. На миг на ее лице появилось странное выражение — одновременно злое, брезгливое и испуганное. Ее, конечно, можно понять, вздохнул про себя Олег. И все-таки пусть и не самый лучший был человек, но ведь человек же…
Где-то рядом послышался тихий стон. Они разом обернулись и кинулись туда. Анна, лежащая на полу между сиденьями, пыталась приподняться. Правая рука ее была как-то странно вывернута, очки разбились, но других, более тяжелых повреждений заметно не было.