— Да, да, я понимаю, я понимаю, — притворилась Клаудия, не желая мириться с неизбежным.
— За все, что касается лечения, можете не беспокоиться, — продолжил нефролог, по-прежнему обращаясь к Клаудии. — Сейчас самое важное — сообщить пациенту о его положении. Мы не имеем права скрывать от него диагноз. Вы хотите, чтобы я сам объяснил ему ситуацию, или желаете при этом присутствовать?
— Благодарю вас. — Клаудия горько улыбнулась. — Если вы не против, сначала поговорю с ним я. По крайней мере чтобы его подготовить. Брат мужа тоже пойдет со мной.
Марко внезапно вышел из охватившего его оцепенения.
— Да, безусловно, — сказал он и добавил, протянув руку доктору: — Благодарим вас за все.
— Да нет, это я должен быть вам благодарен, — возразил Касти. — Своей сегодняшней статьей вы много сделали для нашей больницы. Я считаю, что теперь все мы, ее сотрудники, в какой-то степени ваши должники.
Марко удивило заявление врача.
— Думаю, у нас еще будет возможность поговорить об этом, — сказал он, обнимая Клаудию за плечи.
— Да, пожалуй, — махнул рукой Касти.
Марко и Клаудия направились к палате Луки, обдумывая про себя значение слова «диализ». Они понимали весь ужас произошедшего, но истинный смысл его дойти до них все-таки не мог. Между аппаратом и человеком устанавливается психологическая зависимость, она рабски подчиняет его себе, крадет у него время. Они еще не знали о том, насколько устает организм от медленного накопления продуктов катаболизма и как изнуряет больного их выведение. Лука тоже еще ничего не знал об этом. Для него слово «диализ» пока обозначало лишь болезненную медицинскую процедуру, предписанную врачами, но никак не трагическую безысходность. Это испытание ему еще предстояло пройти.
Ни Марко, ни Клаудия не могли смириться с мыслью, что Лука теперь навсегда прикован к больнице. Обнявшись, они едва не плакали от невозможности найти слова, чтобы объяснить ему это.
Паоло Мормино долго шел по узким улочкам исторической части города. Расстояние между стоящими на противоположных сторонах улиц средневековыми зданиями на земле достигало десяти метров, при этом они почти соприкасались крышами, и из окон четвертого этажа можно было запросто заглянуть в кухню дома напротив и даже сосчитать вилки и ножи в открытом ящике стола.
Мормино подошел к одному из таких красивых кирпичных зданий, пешком поднялся на четвертый этаж — лифта тут не было — и вставил ключ в бронированную дверь. Лестница дома была обшарпанной и темной, украшением ей служили оббитая со стен штукатурка и наполовину разрушенные крутые ступени.
Оказавшись в квартире, Паоло прошел через гостиную на балкон, в один миг забыв о гнетущем чувстве клаустрофобии, охватившем его на лестнице. Возвращаясь домой, он всякий раз первым делом выходил на крошечный балкончик, с трудом вмещавший двух человек, и любовался почерневшими от времени крышами. Оглядываясь вокруг, Мормино снова и снова отмечал, что новая черепица на обновленных крышах разрушает очарование. Перед ним простиралось безбрежное море кирпично-серого цвета, в котором местами проблескивали красные пятна. Он погрузился в путешествие во времени, разглядывая башни, то здесь, то там возвышающиеся над домами. В прежние времена они были символом денег и власти семей, которые их возвели. К счастью, некоторые башни выстояли, их не уничтожило время, не разрушили войны и бомбардировки. Они пережили упадок и основателей семей, и их потомков. Башни эти скрыты от глаз прохожих, и они открываются только тем, кто может позволить себе глядеть на город с верхних этажей.
Мормино занимал эту квартиру уже около года и хотел бы здесь остаться. Хозяин знал о профессии своего квартиросъемщика и продолжал едавать ему помещение по цене, смехотворной для города, втайне надеясь, что своего хозяина полицейский станет проверять разве что в самую последнюю очередь.
Пытаясь на глазок измерить зеленый купол далекой церкви, Паоло еще раз вернулся мыслями к разговору с Кау. Что-то задело его в их разговоре, и теперь он, пожалуй, понял, что именно. Капитан спросил Мормино, не испытывал ли досады, видя, как плоды его труда пожинают другие. Честным ответом было бы: «Да, испытывал».
Три года назад, готовясь к лекции по криминологии, Паоло изучал старые дела 70-х годов. При этом он обратил внимание, что недавнее убийство проститутки имеет сходство с нераскрытыми делами 73-го, 75-го и 79-го годов. Всех женщин задушили при помощи шарфа. Они были примерно одинакового возраста, между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами, блондинки, хотя две из них пользовались краской для волос.
Жертва убийства 97-го года была постарше: ей исполнилось уже семьдесят четыре.
Он предположил, что все убийства совершены одним человеком, а выбор жертвы зависел от того, насколько легко преступник мог с ней справиться.
Мормино решил дать ход старому делу и подготовил прокурору Маттеуцци рапорт, в котором связал недавнее убийство и сданные в архив дела. Прокурор передал досье Кау, и тот предпринял серьезное расследование. Мормино был хорошо проинформирован о проделанной Кау работе со слов Томмазо Агати, постоянного напарника капитана, который при любой возможности превозносил своего шефа.
Первым делом Кау обратил внимание на два обстоятельства. На то, каким способом были убиты женщины, и на то, что в 80-х — начале 90-х годов такого рода преступления не совершались.
Во всех случаях орудием убийства служил шарф жертвы. По мнению Кау, убийца долгое время посещал женщин, прежде чем их убить. Обшарив переулки позади Дворца правосудия, которые прежде, до упразднения в 1958 году публичных домов, были районом красных фонарей, убийца мог осторожно наметить цель. В 70-е годы там еще работали пожилые проститутки.
Теперь, спустя двадцать четыре года, Кау обнаружил и допросил двух подруг первой жертвы. Затем он сопоставил их неясные воспоминания, содержания отчетов и дедуктивные выкладки Мормино. Наконец, попросил одного из специалистов криминального отдела составить психологический профиль убийцы, в результате чего получился портрет благодетеля, основная миссия которого состояла в том, чтобы спасать заблудшие души проституток от земного ада.
Наконец, благодаря пометке на листке допроса, сделанной рукой одного из следователей, Кау окончательно понял, где нужно искать убийцу. В 70-е годы наверняка следователи допрашивали волонтеров-католиков, опекавших наиболее нуждающихся проституток.
Волонтеры работали по двое: юноша и мужчина постарше. Они приносили проституткам продовольствие и в случае необходимости обращались за помощью к медикам, помогая пожилым женщинам, оставшимся без гроша. Подобная работа, организованная курией, давала возможность волонтерам входить в контакт со всеми проститутками квартала.
Капитан Кау без особого результата побеседовал с десятками волонтеров, занесенных в списки церковного прихода. Но однажды, когда дело уже фактически зашло в тупик, во время одного из рутинных процессов по делу о мелкой краже, адвокат защиты попросил у него записи, относящиеся к недавнему убийству. Кау ответил ему уклончиво, так как внезапно его поразила догадка. Просьба адвоката прозвучала как-то странно, хотя он находился вне всяких подозрений.