Размеры мечети не изменились, она оставалась небольшим бело-голубым зданием с крошечными оконцами и покрытыми старинной резьбой дубовыми входными дверями. Монк снял ботинки, поставив их в отделение для обуви при входе, и вошёл внутрь.
Внутреннее помещение, как и во всех мечетях, оставалось совершенно свободным — ни стульев, ни скамеек. Толстые ковры, тоже дар Саудовской Аравии, покрывали пол; колонны поддерживали галерею, опоясывающую все здание.
По законам веры там не было ни скульптурных, ни рисованных изображений. Настенные панно украшали многочисленные изречения из Корана.
Мечеть удовлетворяла духовные потребности мусульманской общины, проживающей в Москве, за исключением дипломатов, которые в основном молились в посольстве Саудовской Аравии. Но Россию населяют десятки миллионов мусульман, и в столице находятся две мечети. День был не праздничный, не пятница, и число молящихся ограничивалось несколькими десятками.
Монк, устроившийся у стены недалеко от входа, сидел, скрестив ноги, и наблюдал. В основном это были старики: азербайджанцы, татары, ингуши, осетины [14] . На всех костюмы, поношенные, но чистые.
Полчаса спустя старик, сидевший впереди Монка, поднялся и направился к двери. Он заметил Монка, и на его лице промелькнуло любопытство. Загорелое лицо, светлые волосы, в руках нет чёток. Поколебавшись, он сел спиной к стене.
Ему, должно быть, было далеко за семьдесят, и три медали, полученные во вторую мировую войну, висели на его пиджаке.
— Мир тебе, — тихо проговорил он.
— И тебе мир, — ответил Монк.
— Ты нашей веры? — спросил старик.
— Увы, нет, я пришёл в поисках друга.
— А-а. Близкого друга?
— Да. Я надеялся найти его здесь. Или кого-нибудь, кто, может быть, знает о нём.
Старик кивнул.
— Наша община маленькая. Здесь много малочисленных общин. К которой он принадлежал?
— Он чеченец, — ответил Монк.
Старик снова кивнул и с трудом поднялся на ноги.
— Подожди, — сказал он.
Старик вернулся через десять минут, приведя кого-то с улицы. Кивком указав на Монка, он улыбнулся и ушёл. Вошедший был моложе, но не намного.
— Мне сказали, ты ищешь одного из моих братьев, — произнёс чеченец. — Тебе надо помочь?
— Хорошо бы, — сказал Монк. — Я был бы благодарен. Мы виделись много лет назад. Сейчас, когда я приехал в гости в ваш город, я был бы счастлив повидаться с ним.
— А как его зовут, друг?
— Умар Гунаев.
Что-то блеснуло в глазах старика.
— Не знаю такого, — пожал плечами он.
— А, тогда я буду очень огорчён, — сказал Монк, — потому что я привёз ему подарок.
— Сколько времени ты пробудешь у нас?
— Мне бы хотелось посидеть здесь подольше и полюбоваться вашей прекрасной мечетью, — ответил Монк.
Чеченец встал.
— Я спрошу, не слышал ли кто-нибудь о нём, — сказал он.
— Спасибо, — поблагодарил Монк. — Я подожду. Терпения у меня хватит.
— Терпение — добродетель.
Прошло два часа, прежде чем они пришли. Их было трое, все молодые. Они двигались тихо, бесшумно ступая ногами в одних носках по густому ворсу персидских ковров. Один из них, оставшийся у двери, опустился на колени и, откинувшись назад, сел на пятки, положив ладони на бёдра. Могло показаться, что человек молится, но Монк понимал, что он перекрыл вход и не пропустит в мечеть никого.
Двое других подошли и сели по обе стороны от Монка. Если они прятали что-то под одеждой, этого не было заметно. Монк смотрел перед собой. Вопросы задавались шёпотом, чтобы не мешать молящимся.
— Ты говоришь по-русски?
— Да.
— И ты спрашивал об одном из наших братьев?
— Да.
— Русский шпион.
— Я американец. В пиджаке у меня паспорт.
— Достань незаметно, — сказал один.
Монк вытащил свой американский паспорт и уронил его на ковёр. Чеченец наклонился и, подняв документ, перелистал. Кивнув, он возвратил его. Он заговорил с чеченцем, сидевшим по другую сторону от Монка. Американец подозревал, что суть сказанного чеченцем сводилась к тому, что у любого может оказаться фальшивый американский паспорт. Человек справа кивнул и снова обратился к Монку:
— Зачем ты ищешь нашего брата?
— Мы встречались, давно. В далёкой стране. Он кое-что забыл там. Я дал себе слово, что, если когда-нибудь попаду в Москву, я верну это ему.
— У тебя это с собой?
— В кейсе.
— Открой.
Монк щёлкнул замками и поднял крышку. Внутри лежала плоская картонная коробка.
— Ты хочешь, чтобы мы отнесли это ему?
— Буду благодарен.
Сидевший слева сказал что-то другому по-чеченски.
— Нет, это не бомба, — по-русски произнёс Монк. — Если бы это была бомба и её сейчас открыли, то я бы тоже погиб. Так что открывайте.
Чеченцы переглянулись, затем один наклонился и поднял крышку картонной коробки. Они уставились на предмет, лежащий внутри.
— Что это?
— То самое. Что он забыл взять.
Сидевший слева закрыл коробку и вынул её из кейса. Затем поднялся.
— Подожди, — сказал он.
Человек у двери следил, как тот уходит, но не пошевелился. Монк и двое его стражей сидели ещё два часа. Началось и закончилось время ленча. Монк почувствовал тоску по большому гамбургеру. За окнами уже темнело, когда вернулся посланный. Он ничего не сказал, а только кивнул в сторону двери.
— Пошли, — проговорил чеченец, сидевший на корточках справа.
Все трое направились к двери. У выхода они надели обувь. Оба сопровождающих заняли свои позиции по сторонам от Монка; тот, что сидел у двери, шёл сзади. Монка вывели с территории мечети на улицу Дурова, где у тротуара их ожидал большой «БМВ». Прежде чем посадить в машину, Монка профессионально обыскали.
Его поместили сзади между двух его стражей. Третий сел впереди рядом с водителем. «БМВ» тронулся и направился к Садовому кольцу.
Монк понимал, что чеченцы никогда не осквернят мечеть, совершив в ней насилие, но собственная машина — совсем иное дело, и он знал таких людей достаточно хорошо, чтобы осознавать, как они опасны.
После того как они проехали около мили, сидевший впереди чеченец открыл «бардачок» и вынул мотоциклетные тёмные очки. Он жестом велел Монку надеть их. Они оказались не хуже повязки, потому что линзы были закрашены черным. Монк завершил поездку в темноте.