— Вы это зачем?
Ни ответа, ни движения не последовало. Удивленный таксист обернулся и увидел, что Линь Цзысу повалился на заднем сиденье. Таксист тут же остановил машину, вышел из нее и открыл заднюю дверь. Линь Цзысу лежал неподвижно.
— Эй, что с вами?
В это время подъехала следующая позади машина. Из нее вышел молодой человек. Это был Е Сяо.
— Что тут? — подбежав к такси, спросил он у шофера.
— Это меня не касается. У него, вероятно, острый приступ, — ответил таксист.
— Я посмотрю. — Е Сяо просунул голову в машину, нащупал на шее Линь Цзысу артерию и произнес тихо: — Умер.
В коридоре гулко отдавались шаги Е Сяо и Вэнь Хаогу. Директор старался догнать идущего впереди полицейского. Тот внезапно остановился, обернулся и посмотрел молча на Вэнь Хаогу. Затем открыл боковую дверь и пригласил:
— Пожалуйста, входите.
Вэнь Хаогу вошел в комнату вслед за ним. Прямо у двери он почувствовал дуновение холодного воздуха по ногам. Он внимательно осмотрелся кругом и увидел, что все четыре стены заставлены металлическими шкафами и ящиками; все очень большие и крепко заперты.
Е Сяо отпер один из шкафов, больше похожий на ящик, внутри которого лежал обдуваемый ледяным воздухом труп.
Вэнь Хаогу уже был к этому подготовлен и выглядел нормально, спокойно взирая на труп из холодильника. Он узнал его с первого взгляда, и в сердце у него словно что-то оборвалось. Он кивнул утвердительно и медленно проговорил:
— Это Линь Цзысу.
Не стал смотреть долго и отвернулся. Е Сяо тоже кивнул и, задвинув обратно ящик, запер дверь холодильника.
— Давайте выйдем. — Он вывел Вэнь Хаогу из холодильной камеры морга.
Выйдя в коридор, Вэнь Хаогу глубоко задышал, как человек, вылезший из древней могилы, и повернулся к Е Сяо:
— Спасибо вам, что нашли его труп. В сущности, он понес должное наказание.
— О каком наказании вы говорите?
— Сегодня утром я обнаружил, что Линь Цзысу не явился на работу, и понял, что что-то случилось. Я сразу же проверил хранилище материальных ценностей и выяснил, что некоторые драгоценные предметы пропали. В его семье тоже не знали, куда он делся. Единственное объяснение: он похитил государственные материальные ценности и сбежал. Только я собрался доложить о деле в полицию, как вы сами сообщили мне.
— Директор Вэнь, на самом деле я пригласил вас приехать не только для опознания умершего, но и для идентификации предметов материальной культуры. Следуйте за мной, — холодно распорядился Е Сяо.
Они перешли в другое здание, и на ходу Вэнь Хаогу спросил:
— Полицейский Е, как вы его обнаружили?
— Вчера вечером Линь Цзысу сел в такси и, захватив предметы материальной культуры, приготовился к отъезду в аэропорт.
— Он хотел сбежать за границу с ценностями? — с гневом спросил Вэнь Хаогу.
— Точно так, потом мы нашли при нем заграничный паспорт и билеты на международный рейс.
— Может быть, он уже связался с международной группировкой контрабандистов культурных ценностей?
— Директор Вэнь, вы говорите, что Линь Цзысу вывозил за границу контрабандой культурные ценности совместно с организованной преступной организацией?
— Это только гипотеза. Но за последние несколько лет таких фактов накопилось немало, несчетное множество найденных при раскопках ценностей уже утекли за рубеж. Линь Цзысу вывозит за границу культурные ценности и там сбывает их; превращается в богача-миллионера и согласен пойти на риск. Полицейский Е, а как он умер?
— Он умер внезапно в такси. — Е Сяо внимательно следил за выражением лица директора.
Но тот задал очень осторожный вопрос:
— В таком случае выявлена ли причина его смерти?
— Извините, это не подлежит оглашению. Беседуя, они подошли к другому зданию. Е Сяо открыл сейф и извлек оттуда черный кожаный портфель:
— Директор Вэнь, прошу вас опознать и идентифицировать, являются ли эти вещи утраченными вашим институтом?
Е Сяо открыл портфель. Вэнь Хаогу надел перчатки и стал вынимать предметы по одному, то и дело вздрагивая всем телом.
— Директор Вэнь, вы не совсем здоровы? — спросил Е Сяо.
— Нет, я взволнован. Ведь я думал, что эти вещи, после того как их украл Линь Цзысу, потеряны безвозвратно, и не мог даже предполагать, что утраченное возвратится.
И тут Е Сяо увидел, что Вэнь Хаогу извлекает из портфеля золотую маску. Маска…
— Директор Вэнь, для чего предназначается эта золотая маска?
— Эта золотая маска найдена в древней могиле. Когда маска была найдена, она была надета на лицо усопшего.
— На лицо мумии? Как золотые маски на лицах древнеегипетских фараонов?
— Да, возможно даже, что она имела идентичные функции. Владелец могилы надеялся и после смерти сохранить почитание своей особы, а потому и возлагал маску на свое лицо. Полицейский Е, вы Древним Египтом тоже интересуетесь?
— Нет, к слову пришлось.
Вэнь Хаогу очень долго все перебирал, наконец кивнул:
— Утраченные предметы материальной культуры здесь в полном наличии. За это великое спасибо вам, Управлению общественной безопасности.
— Хорошо, директор Вэнь, вы уже идентифицировали вещи, скорее отвезите их обратно. Храните хорошенько, чтобы не утратить опять. Я сначала пройду с вами, чтобы зарегистрировать возвращение, а потом на машине отвезу вас и вещи обратно.
Е Сяо повез на машине Вэнь Хаогу с вещами в Институт археологии. За всю дорогу они не сказали ни слова. Вэнь Хаогу держал на коленях кожаный портфель с ценностями, глядел на осенний пейзаж за окном, и ему казалось, что в осеннем тумане плавает лицо Линь Цзысу.
Вэнь Хаогу вздрогнул и попытался опустить стекло, но видение тут же исчезло.
Е Сяо обратил внимание на необычность его поведения:
— Директор Вэнь, что с вами?
— Нет, ничего. Наверное, я слишком переволновался после потери вещей и при их возврате.
Он бессильно опустил голову, порывы осеннего ветра врывались в открытые окна, а машина неслась вперед.
Пришел Е Сяо.
Сегодня Бай Би накрасилась. Совсем чуть-чуть косметики, а времени ушло порядочно. Немного постояла перед зеркалом, оценивая цвет губ. После смерти Цзян Хэ первый раз занялась косметикой. А так — клала грубые мазки и втирала их, даже в зеркало почти не смотрелась. Она всегда опасалась, что, постарев, не узнает собственного лица. Но теперь в зеркале выглядела совсем молодой, а фигура вообще была даже очень ничего. Ей всего-то двадцать три — о чем беспокоиться?