— Бай Би, у меня еще один вопрос. Знаешь ли ты Юй Чуньшуня? — продолжал Е Сяо.
Что-то задело сердечные струны Бай Би. Она кивнула:
— Зачем спрашиваете об этом?
— Из-за двух стихотворных строк, — голос Е Сяо вдруг стал очень строгим и требовательным.
— Каких двух строк?
— В небе не остаются следы, а птицы уже улетели, — медленно и внятно продекламировал Е Сяо.
Плечи Бай Би вздрогнули, она отвернулась, перед нею явственно предстал мужчина с бородкой, которого она видела в восемнадцать лет. А ведь был еще летний день, когда она рыдала на улице, прикрыв лицо руками.
— Эти две строки Цзян Хэ ввел в начало своей программы. Это известные строки путешественника Юй Чуньшуня. Он, несомненно, знал Юй Чуньшуня, и эти две строки ему очень нравились, да?
— Я не знаю, был ли Цзян Хэ знаком с Юй Чуньшунем или нет. Однако я видела человека, о котором вы сказали.
— Правда? — удивился Е Сяо.
Бай Би кивнула, стараясь успокоиться. Солнечные зайчики играли на почти прозрачной коже ее шеи. Е Сяо она напоминала художественную фотографию, снятую особым методом. Она медленно заговорила:
— Это было в девяносто шестом году. Однажды я узнала из газет, что Юй Чуньшунь вернулся в Шанхай и выступает в некоторых школах и институтах. Я специально поехала, чтобы его послушать.
Е Сяо разволновался. Его подмывало рассказать Бай Би, как в те годы он почитал Юй Чуньшуня и сам мечтал стать путешественником. Он сдержался и ровным голосом попросил:
— Рассказывайте, я хочу послушать.
— Рассказывать особенно нечего, мне тогда было только восемнадцать, одни фантазии и грезы. До сих пор не могу понять, с какой стати я с таким пылом понеслась слушать лекцию Юй Чуньшуня. Может быть, потому, что всегда страдала от одиночества. Вы же знаете, что мой отец рано умер, а моя мать годами лечится в психиатрической клинике. Вот и родился интерес к подвигу Юй Чуньшуня, пешком прошедшего весь Китай. Он без спутников шагал по пустыням Западного края, потому что тоже был одинок. Однако… — Бай Би запнулась, словно собиралась что-то добавить, но решила промолчать.
— Продолжайте.
— Нечего рассказывать, это все. Просто к слову пришлось, только и всего.
— Нет, вы рассказывали очень хорошо, я полон сочувствия. — Е Сяо смотрел на Бай Би, понимая, что у нее есть еще что-то на сердце, но сказал только:
— Вы знаете, у Цзян Хэ и Юй Чуньшуня есть общее: оба побывали на Лобноре.
Бай Би кивнула.
— Есть и различие. Цзян Хэ умер после того, как с Лобнора возвратился в Шанхай, а Юй Чуньшунь побывал на Лобноре, но больше оттуда не вернулся. Он умер в пустыне.
— Я знаю.
— Юй Чуньшунь решил опровергнуть общее суждение, что в июне нельзя находиться на Лобноре. Поэтому в самый жаркий месяц, июнь, несмотря на жару, пошел на Лобнор и пересек высохшее озеро. Увы, он ошибся выходом. В пустынях Лобнора, похожих на лабиринт, он нашел себе конец. На жаре при высокой температуре, в условиях острой нехватки воды у него наступило обезвоживание всего организма, и он погиб. Его труп был найден в палатке совсем нагим, все тело было распухшим и покрыто волдырями. Невыносимое зрелище!
— Не рассказывайте! — Бай Би впадала все больше и больше в плаксивое настроение. Рассказ Е Сяо о гибели Юй Чуньшуня расстроил ее, перед глазами маячила тень этого бородатого человека.
Е Сяо, не замечая этого, продолжал говорить:
— Я все-таки не понимаю. Юй Чуньшунь давно исходил по всей стране самые опасные места. Даже высокогорье Цинхая все прошел пешком, ночевал под открытым небом и все выдержал. А в Синьизяне побывал много раз, бродил по пустыням и степям, у него был богатейший опыт. Так почему же он именно на Лобноре, на этом крохотном кусочке земли, потерпел неудачу?
— Это судьба.
— Нет, я не верю в судьбу, — громко заявил Е Сяо. Глубоко вздохнув, он поднял голову и самым мягким голосом, на какой только был способен, сказал:
— Извините, Бай Би, я разволновался. Просто мне необыкновенно нравятся эти строки Юй Чуньшуня.
— В небе не остаются следы, а птицы уже улетели, — пробормотала Бай Би.
Е Сяо понимающе кивал. Оба воспринимали смысл сказанных слов. Потом он встал:
— Бай Би, на самом деле все мы — птицы, пролетающие по небу. Ладно, я пойду.
Когда он подошел к двери, она спросила:
— Завтра вечером у вас есть свободное время?
— Завтра вечером? Будет премьера спектакля «Лоулань — пагуба для души», который поставил мой друг. Мне непременно надо пойти.
Бай Би засмеялась.
— Оказывается, вы тоже идете. В таком случае вечером перед спектаклем встретимся у входа в театр.
Е Сяо кивнул и ушел. Спускаясь по лестнице, он думал о последних словах Бай Би, и его бросало то в жар, то в холод: может быть, это намек? Или же это предзнаменование чего-то нового? Он не решился долго размышлять об этом. Просто молча повторял про себя две строки Юй Чуньшуня, которые постепенно проникали ему в сердце.
Уже стемнело, зажглись праздничные бумажные фонари, публика понемногу начала стекаться в театр. Бай Би, одетая в траур, полюбовалась на свою афишу «Лоулань — пагуба для души». Наверное, именно это время, когда только-только спускается ночная темнота, и есть наилучший момент для наслаждения картиной. Зеленоватый свет ламп у театрального входа очень подходил для афиши, и даже яркость его была вполне достаточной. При большей яркости эффект был бы потерян и пропала бы атмосфера.
Женщина на картине смотрела прямо перед собой, и этот взгляд придавал всей картине объемность и глубину. Казалось, эта женщина вот сейчас сойдет с картины на улицу, обнимая голову любимого. Это впечатление было настолько сильным, что Бай Би попятилась и отступила на несколько шагов. Она сама начала удивляться и не могла поверить, что такая картина действительно вышла из-под ее кисти. Да способна ли она написать такую картину? В любом случае, если опять захочется написать такую картину, абсолютно ничего не получится. Повторить ее она не сможет.
Окровавленная голова на картине так привлекала к себе взгляды людей у входа в театр, что многие прохожие оборачивались на нее и смотрели снова и снова. Бай Би стояла у входа и наблюдала за выражением лиц. Почти все останавливались, рассматривали и только потом входили в театр. Кроме головы, притягивали глаза женщины на картине.
Она огляделась по сторонам. Темнота сгущалась, люди текли непрерывной рекой, и только Е Сяо еще не было. Скоро начнется спектакль, а Бай Би продолжала ждать у входа. И тут увидела Е Сяо, торопливо переходившего улицу.
— Извините, сегодня очень поздно кончилась служба, я запоздал, — отдувался запыхавшийся Е Сяо.