Махидевран вдруг поняла, насколько права Роксолана: даже попав в спальню Сулеймана, любая из девушек не стала бы рисковать, пытаясь убить его, скорее наоборот, сделала бы все, чтобы в этой спальне задержаться.
– Я дарю их вам, Хасеки. Если они вам так нравятся.
Роксолана на мгновение замерла, потом обернулась, приложив руку к сердцу:
– Благодарю, баш-кадина, вы очень щедры. Я выполню свое обещание…
Не стоило говорить, что султан и так намеревался после возвращения из похода перевести наследника в Манису, пусть это выглядит подарком от Хуррем для Махидевран. Конечно, намекнуть и даже попросить Сулеймана нужно обязательно, он очень любит, когда Хасеки просит о том, что близко его собственным мыслям и что легко выполнить. Роксолана просто научилась предугадывать многие мысли и чаянья Сулеймана и просила о том же.
Джамиля и Надира перешли в комнаты Хуррем. Гарем не удивился: Хасеки держит самых красивых наложниц перед глазами, чтобы знать, не в спальне ли они у Повелителя.
Обитательницы гарема на все лады обсуждали новость:
– Хуррем зря надеется, что Повелитель не заметит красавиц…
– Рядом с ней-то заметит скорей…
– Да, не во всем Хуррем умна. Иногда совершает глупости.
– К тому же их красота так заметней…
Девушки не рисковали уточнять, как это «так», но все понимали, что не такие уж большие глаза Роксоланы будут казаться меньше по сравнению с огромными темными очами Джамили, а высокий рост Надиры только подчеркнет небольшой самой Хасеки.
Но гарем забыл, что главное у Роксоланы не красота, она красива, в гареме нет уродин, а главное – умна и душевна. В данном случае душевность не поможет, нужно применять ум.
В уголке рыдали две красавицы – Джамиля и Надира. Почему? Новая хозяйка – Хасеки Хуррем – решила срочно выдать их замуж. О, это были очень выгодные браки, не за евнухов или базарных нищих, девушки становились женами богатых стамбульцев. Правда, четвертыми, и мужья стары, а их старшие жены тяжелы на руку, но и это для рабынь подарок судьбы.
Стать четвертой, зато законной женой богача – разве не радость? Что же плакать? Стар, болен, мало на что способен, а старшая жена дерется? Зато законно замужем.
Хафса и Самира, услышав о таком поступке Хуррем, долго смеялись:
– Двух воробьев одним камнем убила! Ох и хитра…
– Интересно, чем она сманила Махидевран, ведь не для подарка же Хуррем баш-кадина привезла красавиц?
Конечно, Роксолана своих секретов раскрывать не стала, как и Махидевран, понимавшая, что признаваться в содействии соперницы в переезде в Манису не стоит.
Роксолана слово сдержала, возможно, ее просьба была последней каплей, а может, султан и без того решил вопрос о наследнике, но со следующего года шех-заде Мустафа правил уже в Манисе, как и положено наследнику престола. Все довольны…
Не все? Недовольны красавицы, выданные за стариков? Но кто же спрашивает их согласия или несогласия? Гарем понял, что идти против Хасеки себе дороже, она умела расправиться с неугодными и без кинжала или яда.
А сама Роксолана взяла этот способ на вооружение, теперь она выдавала замуж наложниц с завидным постоянством. Ничего не стоило намекнуть Сулейману, что какая-нибудь девушка нравится какому-то паше, а то и просто богачу… а самому Повелителю красавица и не нужна… ни разу на ложе не брал… может, отдать, чтоб все были довольны?
Рисковала? Конечно, ведь мог и взять на ложе. Так бывало трижды, что стоило Роксолане немало переживаний и даже слез, но постепенно она научилась подсовывать султану красавиц так, чтобы испытывал только отвращение. Напоить чем-то перед самым визитом в спальню Повелителя, чтобы беднягу всю ночь тошнило, чтобы обмочилась… чтобы заснула в неподходящий момент… мало ли что может сделать одна женщина против другой, не уродуя лицо и тело?
Чтобы опозорившаяся неудачница не страдала, ее тоже быстро выдавали замуж. Постепенно гарем осознал: для Повелителя существует только одна женщина и делать что-то против нее опасно для жизни. Нет, Хуррем никого не убила, не отравила, не изуродовала, даже не вырвала и клока волос, но легко уничтожала любую, кто оказывался к Повелителю ближе, чем позволила она сама.
Чтобы не было разговоров о том, что султан не способен обладать многими женщинами, Роксолана даже подбирала красивых дурочек, осторожно учила, как вести себя в спальне, а потом изображала искреннее недоумение, почему Повелителю не понравилось, конечно, умалчивая о том, что советовала противоположное необходимому. Одни красавицы оказывались слишком развязными, другие слишком пугливыми, третьи слишком глупыми, четвертые… Если хорошо знаешь человека, всегда можно посоветовать то, что будет «слишком». Роксолана хорошо знала Сулеймана, хотя для всех он оставался замкнутым и таинственным, а потому советовать умела. Конечно, не сама, но через Зейнаб, Гёкче, Марию, а то и просто рассказывая о лжепристрастиях Повелителя в присутствии очередной жертвы ее хитрости.
Стать единственной для обладателя огромного гарема красавиц можно, и не будучи самой красивой, иногда достаточно ума и простой любви, а Роксолана действительно любила своего Повелителя…
Хасеки бывала в покоях султана так часто, как только возможно, ни словом, ни намеком не выдала обид или беспокойства, если таковые и были. Видеть искреннюю радость в любимых глазах, слышать умные ласковые речи, понимать, что тебя ждали, рады не потому, что султан, а потому, что любимый, – это ли не счастье? Повелитель тоже человек, и ему нужней и дороже простые человеческие чувства, чем фальшивые улыбки и наигранная страсть, а благодаря своей необычной Хасеки он купался в этих чувствах сполна. Возможно, Роксолану от всех бед спасала сама любовь, не нужно было изображать тоску или отчаянье от долгой разлуки, страсть или нежность, это лилось из сердца, а потому особенно трогало султана.
На любовь он отвечал любовью. Те, кто не понимал сути происходящего, обвиняли Роксолану в колдовстве. Она писала:
Да, колдунья, сердцем ворожу каждый миг.
Шепотом слова любви скажу – выйдет крик.
Без тебя и соловей наш не поет, вот беда.
Если вдруг разлюбишь, с ним умрем мы тогда.
И Сулейман понимал, что это не пустые слова, а настоящее отчаянье. Но и ему фальшивить не приходилось, любил – искренне, верно, всю оставшуюся жизнь, не только ее, но и свою…
Разве могли все красавицы мира, вместе взятые, победить Любовь? Нет.
Повелитель вернулся иным, что-то в нем неуловимо изменилось, это замечали все, кроме человека, который находился к нему ближе других и постоянно, – Ибрагима-паши. Да, Ибрагим был даже ближе, чем Хуррем. Та сидела с детьми дома и только отправляла любовные письма, а визирь рядом, как и раньше, как долгие годы, посоветует, подскажет, объяснит…