— Да, и таких браков сотни.
— Он принесет несчастной Шарлотте страдания и боль, — нахмурившись, проговорила Женевьева. — Вы были правы, когда сказали, что Уильям не пара ей. Граф Рамси поступает эгоистично по отношению к дочери.
— Да, они действительно не пара. Хотя, может быть, любят друг друга. Впрочем, вряд ли. Это невозможно. Вуллертон не может полюбить такую юную, романтичную и невинную особу. Правда, в последнем я немного сомневаюсь.
— Сомневаетесь? Не совсем понимаю, в чем вы сомневаетесь?
— Последние несколько минут эта невинная романтическая особа строит мне глазки.
— Ее можно понять. Ведь вы знаменитый Люцифер. Один из самых привлекательных мужчин в Англии. И уж точно не чета ее жениху.
Она лукаво улыбнулась ему. Он недоуменно поднял брови:
— Боже мой! Если это так, то…
— Уверяю вас, это действительно так! А вам нравится эта девушка? Думаю, если бы вы захотели, смогли бы отбить ее у моего пасынка.
— Я не любитель юных девушек, которые еще вчера были детьми, — процедил Бенедикт сквозь зубы. — И вообще, я не отбиваю чужих невест.
— А какие девушки вам нравятся? — Женевьева опустила глаза.
Он задумчиво посмотрел на нее:
— С недавних пор мне стали нравиться молодые симпатичные вдовы.
Женевьева покраснела от смущения. Она не ожидала такого признания.
— Что ж, очень рада это слышать. Надеюсь, вы меня не обманываете?
— Нисколько.
Бенедикт обвел взглядом гостей:
— Не могли бы вы под каким-нибудь благовидным предлогом выпроводить ваших визитеров? Я бы так хотел остаться с вами наедине.
— Конечно могу. Скажу им, что у меня начинает болеть рука, а врач рекомендовал отдыхать всякий раз, как начинаются боли.
— Ваш отдых в мои планы не входит, — страстно прошептал Бенедикт. — Я хотел бы не просто остаться с вами наедине, но и продолжить то, чем мы начали заниматься на террасе.
Женевьева смутилась еще больше:
— Я пойду к гостям. А то вы скажете что-то еще более неприличное.
— Да? А мне показалось, вы хотите того же, чего и я.
Женевьева, не ответив, подошла к графине Рамси и заняла ее каким-то светским разговором. Бенедикт не стал подходить к Форстеру, как собирался вначале. Честно говоря, Уильям ему неинтересен и очень неприятен. Вместо этого он принялся наблюдать за Женевьевой. Ему это нравилось. Внутреннее напряжение, которое мучило Бенедикта последние два дня, исчезло. Он с удивлением смотрел, как Женевьева легко и непринужденно беседует с женщиной гораздо старше ее. И в очередной раз поразился тому, что она не только очень красива, но и чрезвычайно умна.
Только теперь он понял, как соскучился по ней за эти два дня. Все это время ему не хватало ее игривой улыбки, восторженного взгляда небесно-голубых глаз. Господи, как же она волновала его!
Эти два дня ему не давали покоя воспоминания об их любовных играх в Воксхолл-Гарденз и на веранде в Карлтон-Хаус. Все было прекрасно, но не принесло Бенедикту желанного удовлетворения. Он мечтал о большем. К чему обманывать себя? Он мечтал обладать Женевьевой, и ничего не мог с этим поделать.
— Мне не нравится, как вы смотрите на мою мачеху, Лукас, — проговорил Уильям Форстер, незаметно подошедший к Бенедикту.
Бенедикт обернулся и, прищурившись, взглянул на него. На круглом лице Вуллертона читались гнев и досада.
— Я что, должен просить у вас разрешение, прежде чем взглянуть на нее? — нарочито спокойно поинтересовался Бенедикт.
В его вежливом тоне читалась скрытая угроза. Если бы Форстер лучше знал Бенедикта — или Люцифера — испугался бы и пошел на попятную. Да что там! Сбежал бы отсюда. Но он был слишком самоуверен, чтобы обращать внимание на такие вещи.
— Я — единственный родственник-мужчина Женевьевы, — надменно глядя на Лукаса, проговорил он. — И мой долг защищать ее от опасностей, которые таит свет. Ведь она так уязвима.
— Однако вы недавно пренебрегли свои долгом, — смерив Форстера ледяным взглядом, заметил Бенедикт. — Если бы вы действительно заботились о ней, она не повредила бы руку.
Уильям подозрительно взглянул на Бенедикта.
— А вы знаете, как она повредила руку? — спросил Уильям. — Она вам рассказала об этом?
— Сказала, что прижала дверью, — пожав плечами, объяснил Бенедикт. — Так это или нет, не знаю, потому что не видел, как это произошло.
— Значит, прижала дверью? — насмешливо улыбнувшись, переспросил Уильям. — Может, действительно так. Если, конечно, это сделали не вы.
— Настоятельно рекомендую не делать подобных нелепых предположений в моем присутствии. — В голосе Люцифера послышались ледяные нотки. Чувствовалось, что он с трудом сдерживает гнев.
Если бы Уильям был умнее, то сразу бы понял, что от Бенедикта стоит держаться подальше. Но излишняя самоуверенность не позволяла ему ощутить опасность.
— Тогда, может быть, это сделал кто-то… из ее любовников? Зашел слишком далеко во время любовных игр? — ядовито улыбнувшись, предположил Уильям.
Бенедикта такое высказывание вывело из себя. Да, он и сам подозревал, что руку Женевьеве повредил бывший возлюбленный. Но слышать подобное из уст Уильяма… Наверняка он высказал эту мысль не случайно. Хотел выставить Бенедикта доверчивым глупцом, а Женевьеву — ветреной и легкомысленной особой, посеять в сердце зерна сомнения и, таким образом, разрушить их отношения.
Достиг ли он своей цели? Бенедикт не знал ответа. Конечно, он понимал, что верить этому человеку нельзя, и все же…
С тех пор как началась их дружба, он находился во власти противоречий, понимал, что их отношения с Женевьевой невозможны. Ему не хотелось обманывать эту восторженную женщину. Кроме того, Бенедикт с самого начала почувствовал странное волнение, необъяснимое, неведомое доселе чувство.
Изменилось ли его отношение к Женевьеве после разговора с Уильямом? Но даже если и так, он не хотел показывать это постороннему мужчине, к которому к тому же испытывал откровенную неприязнь.
Через час последний гость покинул гостиную, и Женевьева с облегчением вздохнула. Уильям, Шарлотта и ее мать ушли вскоре после разговора Вуллертона и Бенедикта.
Женевьева вышла в прихожую проводить гостей. Бенедикт остался в гостиной.
Она была рада, что утомительный прием наконец-то закончился, не находила себе места от волнения, когда заметила, что Бенедикт и Уильям о чем-то беседуют. Но она разволновалась еще сильнее, когда увидела, как они холодно и сдержанно попрощались друг с другом. После ухода Вуллертона Люцифер стоял, отвернувшись к окну. Заметив его хмурость и нежелание разговаривать, присутствующие оставили его в покое и не докучали праздными расспросами.