Слабая надежда.
- Убьешь? - Меррон знала ответ и, устав стоять, опустилась на землю, хотелось изящно, но получилось - мешком, и не удержалась, завалилась набок, и конечно под ворохом листьев обнаружилась коряжина, кожу на плече пропоровшая.
Какая тут удача... у Меррон ее отродясь не было.
- Убью, - согласился Терлак. Он не пошевелился: помогать не станет, но и от пинков воздержится. - Потом. Ты ж не торопишься?
- Нет.
- И я нет...
...а вот это - он зря. Меррон подозревала, что любезного Харшала нападение на его лагерь расстроит.
- Мы сначала поговорим...
- О чем?
- О том интересном месте, из которого я тебя прибрал. Не люблю, знаешь ли, странностей. А тут уж странно донельзя вышло. Был хуторок и не стало хуторка. Куда домишко подевался? С двором, что характерно, с телегами... откуда шатры взялись? И эти... недолюдки.
Вот значит как вышло: хутор на нож поднять решили. Небось, думали, что будет чем поживиться, если приграничный. Или просто веселья захотелось, а напоролись на мага. И тут другое странно, что Терлаку уйти позволили.
Вовремя сообразил, что не по силам кусок хватанул? Чутье у Терлака всегда было хорошим.
- Думаешь, не вернутся? - спросил он, вытаскивая из голенища нож. Клинок был коротким и узким, острым с виду.
- Это смотря кого ты ждешь...
Терлак медленно встал на колени, потом опустился на четвереньки, перенося вес тела на левую руку, правую же, с зажатым клинком, вытянул.
- Веселишься?
Куда уж веселей. С него же станется ударить просто, чтобы кровь пустить.
- Боюсь, - честно созналась Меррон, отодвигаясь от клинка.
- Правильно. Люди должны бояться. Страх - он дает возможность острее ощутить вкус жизни. Вот ты не боялась и жила себе, как жилось... не шевелись, а то хуже будет.
Он дотянулся-таки острием до кончика носа, коснулся, позволяя ощутить холод железа.
- А ты знаешь, что женщинам мужскую одежду носить - это позор?
Лезвие плавно двинулось по щеке, очерчивая полукруг.
Замереть. Не дышать даже.
- Женщина должна знать свое место... быть покорной... послушной...
Вкус железа на губах. И клинок с неприятным звуком царапает эмаль.
- Знаешь, там, в Краухольде, меня обвинили в излишней жестокости. А разве я жесток? Я справедлив. Та шлюха сама ко мне пришла... а потом стала кричать о насилии... я отрезал ей губы. И кончик носа... очень чувствительное место, ты ведь должна это знать. Я лишил ее век... за ложь. Просто за ложь.
И еще потому, что ему нравилось.
Странная у Меррон все-таки жизнь. Хорошие люди уходят, а ненормальные - возвращаются.
- А мне сказали - жестокость... на самом деле им плевать на шлюху. Они просто хотели избавиться от меня, вот и нашли повод. Злоупотребление положением... ложные доносы... невинные жертвы. Все в чем-то да виноваты.
Он убрал нож, на котором блестели капельки крови.
Все-таки порезал, сволочь этакая...
И ведь дорежет, вопрос лишь в том, когда.
Меррон попыталась утешить себя мыслью, что Терлак всяко лучше Харшала с его рассказами о нежити, он просто убьет, но получалось не очень.
- И все-таки, - Терлак слизал кровь. - Что это за место было?
Причин молчать Меррон не видела, вот только голос ее предательски дрожал. И слова терялись. Неприятно рассказывать о чем-то, когда теряются слова.
Или совсем заканчиваются.
- Вот оно как... - крутанув нож на ладони, Терлак почти позволил ему выпасть, но в последний миг подхватил, зажав между пальцами. - Грустно.
Меррон согласилась: очень даже грустно.
Солнышко светит, птички поют... день хороший, замечательный просто-таки день. Неохота таким умирать.
- Значит, мне лучше убраться отсюда и подальше...
Терлак перевел взгляд с Меррон на лошадь и поморщился:
- Двоих не выдержит. Извини.
Клинок метнулся к глазам, и Меррон отпрянула, не удержала равновесия и завалилась на спину. А в следующий миг лошадь завизжала. И Терлак тоже. Громко. Страшно. Все кричал, кричал...
Меррон перекатилась на живот, поднялась и... хорошо, что ее уже вырвало. Терлак был жив. Он лежал, неестественно вывернув руки, а на груди его уютно устроилось существо. Оно разодрало живот и теперь методично в нем ковырялось.
...жаль, что Меррон никак не леди. Упала бы в обморок. В обмороке как-то спокойней, что ли... и когда тебя жрут, наверное, не больно.
А тварь, разом забыв о жертве - Терлак уже не кричал, но только повизгивал - повернулась к Меррон. Оно разглядывало ее секунд десять, а потом качнулось навстречу.
- Знаешь, а давай ты меня как-нибудь не больно убьешь? - сказала Меррон, глядя в мертвые глаза.
Существо протянуло руку и коснулось щеки, оставляя на ней липкий след.
- Шею там сломаешь... или вот горло перегрызешь. Лучше горло, чем как вот его...
Оно вздохнуло и тычком опрокинуло на бок. Зажмурившись, Меррон попросила себя лишиться чувств... Что-то мокрое коснулось запястий.
Рывок. Ворчание.
И свист...
А веревки исчезли.
Наверное, связанные люди в представлении карто выглядели не слишком аппетитно...
Меррон перевернули на спину, усадили, пригладили волосы. Но когда тварь, дружелюбно оскалившись, протянула темный, еще кровящий шмат Терлаковой печени, сознание все-таки смилостивилось над Меррон...
Я не люблю прощаний, ни долгих, ни коротких, а расставания и вовсе ненавижу всей душой. Снова кого-то терять, пусть и на время, но все же.
Йен чувствует неладное и прячется под кроватью, где сворачивается калачиком и лежит, обняв несчастную запыленную шапку. Я уговариваю его выйти, чувствуя себя предателем, и когда слова заканчиваются, Кайя просто переворачивает кровать. Он успевает поймать Йена прежде, чем тот находит новое укрытие.
- Тебе небезопасно здесь оставаться, - Кайя разговаривает с сыном так, словно тот уже достаточно взрослый, чтобы понять. А может и вправду взрослый. - Я не настолько доверяю этим людям. И с нами тебе нельзя.
Йен не плачет, но смотрит так, что у меня сердце на куски разрывается. Я снова оставляю ребенка.
- Когда станет можно, мы тебя заберем. Обещаю.
Вздох. Кивок. И Йен прижимается к кожаной куртке.
...я не знаю, что ему еще сказать.
...скажи, что любишь и будешь скучать.
Кайя повторяет шепотом, на ухо. Наверное, это нужные слова, потому что Йен успокаивается. Он позволяет себя одеть, потом деловито собирает шарики, все до одного, набивая ими честно отвоеванную шапку. Брайан хмурый. Он не собирается капризничать или плакать, но только предательски шмыгает распухшим носом. И шарик, протянутый Йеном, берет недоверчиво.