Птица кричит.
Рядом совсем. И падальщики, наверное, подбираются. От карто пахнет так, что и Меррон с трудом выдерживает. Еще немного и вонь станет невыносимой.
- ...в Краухольд вернусь. Терлака больше нет. Меня там знают...и доктора все еще нужны. Буду людей лечить. Домом займусь. Крыжовником этим несчастным. Может, перестану притворяться... какая им разница, кто лечит? Лишь бы лечил...
...самой бы для начала выжить.
Шелест крыльев. Лисье тявканье.
А раньше она темноты не боялась.
- Семью, наконец, заведу нормальную... тетя хотела, чтобы у меня семья была, чтобы как у всех... а я вечно поперек. Самая умная, да...
- Самая, - подтвердила темнота.
И вытащила Меррон из мокрой кучи. Такое хорошее, уютное укрытие, но разве с темнотой поспоришь?
- Все уже закончилось.
Дар вернулся. Ну да, он ведь говорил, что вернется, но это же давно было... и вообще зря он.
- Как закончилось?
- Хорошо.
Меррон по-прежнему его не видит. Он должен был измениться, но если наощупь, то прежний. Стоит, терпит ее несвоевременное любопытство. А у Меррон руки грязные, и лучше не думать о том, что на них. Вообще бы ни о чем не думать.
- А я ногу пропорола... то есть сначала растерла, а потом пропорола. Я вообще невезучая жутко.
- Наверное, потому что удачу мне отдала.
- Да?
Зачем ему? Но хорошо, что Дар пришел. Он теплый. А Меррон надо согреться. Кажется, она все-таки замерзла, настолько замерзла, что почти навсегда.
- Я бы без нее не выжил.
Тогда ладно. Меррон не жаль. Она рада, что Дар выжил. Точнее будет рада, когда вновь сможет радость испытывать.
- Дар, а давай сегодня никуда не пойдем? И вообще никуда не пойдем? Я так устала...
Женская логика - это твердая уверенность в том, что любую объективную реальность можно преодолеть желанием.
Рассуждения о женщинах, мужчинах и чудесах.
Шанталь плакала.
Вообще-то она была очень тихим ребенком, никогда не беспокоила Тиссу без веской на то причины, но сегодня словно задалась целью плачем отвлечь Тиссу от невеселых мыслей.
Он вернется.
Он ведь даже не ушел, точнее, ушел, но недалеко. Что случится в запертой башне? В той, в которой живет древняя магия? Все, что угодно. И время идет так медленно... Тисса смотрит на часы, а стрелки будто прилипли к циферблату. И Шанталь хнычет, возится, норовя сбросить пеленки.
Она сухая. И не голодная. И не заболела. И для зубов слишком рано...
- Что не так, маленькая? - Тисса ходит по комнате, потому что так ей легче, и Шанталь на руках замолкает хоть ненадолго.
Все не так. Неправильно.
Ласточкино гнездо тоже волнуется. Оно дрожит, пусть бы глазом это незаметно. Замок тоже слышал о том, что вот-вот наступит темнота? Но в Гнезде есть свечи, масляные лампы и факелы.
Темнота - это не так и страшно.
Даже хорошо, если верить Урфину, а не верить ему Тисса не может.
- Все обойдется. Обязательно... сейчас мы пойдем и... и соберем всех женщин в большом зале. Детей тоже... скажем... а ничего мы говорить не будем. Зачем нам кому-то что-то объяснять? Или сами увидят...
...или сочтут, что Тисса обезумела. С женщинами после родов такое случается, ей рассказывали.
- Но лучше пусть обо мне шепчутся, чем искать кого-то. Да и мало ли что может произойти в темноте? Правильно?
Надо одеться, но старые наряды тесны в груди, а единственное новое платье, сшитое специально, чтобы Урфина встретить, испачкалось. Это из-за молока, которое льется и льется, как у простолюдинки. Шарлотта так сказала и предложила грудь бинтовать, она сама так делала.
Все так делают.
А Тисса снова придумала что-то несуразное... ведет себя неподобающим образом. И одевается ужасно. Носит крестьянские блузы с глубоким вырезом и шнуровкой. Что сделаешь, если ей в таких удобней? И даже если испачкаются - а пачкаются постоянно - то и не жаль.
Но в этих нарядах она и вправду на леди не похожа. Долэг и та высказалась...
- Она стала совершенно невозможной, - Тисса накинула на плечи шаль. Конечно, на блузке очень скоро появятся пятна, но шаль прикроет. - Я ей говорю, а она не слушает... вот что делать?
Но привычные мелкие проблемы, которые прежде, случалось, доводили до исступления невозможностью их решить раз и навсегда, теперь вдруг поблекли.
Какая разница Тиссе, что о ней скажут и, уж тем более, подумают?
Главное, чтобы Урфин живым остался.
- А с замком мы как-нибудь управимся, верно? - Тисса прижала к себе Шанталь, которая все никак не могла успокоиться. Серебряную пустышку выплевывает. Раскраснелась от натуги. Лишь бы до жара не доплакалась...
Долэг ворвалась в комнату без стука - еще одна дурная привычка из числа многих, появившихся в последние полгода. И Тиссе стыдно признать, но она не справляется.
- Мне нужно с ним поговорить, - на Долэг была алая амазонка с укороченным, по новой моде, подолом, который открывал ноги едва ли не до середины голени. Впрочем, Долэг утверждала, что если ноги в сапогах, то ничего страшного.
Все так носят.
Кроме Тиссы, конечно.
- С кем?
Шанталь, прижавшись к груди, замолчала. Только пальчиками крохотными шевелила, то сжимая в кулачок, то разжимая.
- С Урфином. Где он?
Когда все успело измениться? Долэг ведь другой была. А теперь... В руке стек. На голове - шляпка точь-в-точь как у Шарлотты, только с вуалькой, которая крепится сбоку. Тисса и себе такую хотела, с высокой тульей и кокетливо загнутыми полями, но как-то все в очередной раз закрутилось и стало не до нарядов.
- Ушел.
Долэг ведь не нарочно. Она не злая, просто маленькая, а считает себя очень взрослой и умной. Ей скоро двенадцать, всего-то через полгода. И она выйдет замуж за Гавина.
Долэг и в голову не приходит, что ее желание может быть не исполнено.
...в Ласточкином гнезде, в отличие от Замка, ее желания всегда исполнялись. Тиссе хотелось, чтобы сестра была счастлива.
- Куда ушел? - Долэг нахмурилась. - И когда вернется? Мне надо с ним поговорить.
Этот разговор неизбежен, и, пожалуй, Тисса будет рада, если он состоится. Возможно, Урфин сумеет объяснить Долэг, что она ведет себя непозволительно свободно.
Сумеет. Вернется и сумеет.
Все уладит, как обычно.
- Ладно, - Долэг потрогала шляпку, убеждаясь, что та прочно держится благодаря паре дюжин шпилек и новомодному воску, что придавал волосам блеск, а укладке - нерушимую прочность. - Тогда ты скажи Седрику, чтобы нас выпустили.