Заир | Страница: 43

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Потом я спрашиваю, верит ли она тому, что я рассказал ей про Голос. «И верю, и не верю», — отвечает она. Верит, что каждый из нас наделен могуществом, которым никогда не пользуется, а с другой стороны — думает, что я обретаю это могущество благодаря моим эпилептическим припадкам. Но мы сможем это проверить — она задумала взять интервью у одного кочевника, ныне осевшего на севере страны: по общему мнению, он обладает магическими дарованиями. Если я хочу сопровождать ее — прекрасно. Она называет его имя, и тут выясняется, что я знаком с внуком этого кочевника. Вероятно, это знакомство упростит дело.

Мы пересекаем страну, останавливаясь лишь для того, чтобы заправиться горючим и купить провизии. Путь наш лежит к маленькому городку на берегу искусственного водоема, вырытого еще при советской власти. Я отправляюсь в дом кочевника, и, хоть и говорю его помощникам, что знаком с его внуком, нам приходится провести в ожидании много часов — толпа людей стоит в очереди, чтобы получить совет от этого человека, считающегося святым.

Наконец нас проводят к нему. Переводя интервью и потом перечитывая его текст, я узнаю многое из того, что всегда интересовало меня.

***

Эстер спрашивает, отчего людям присуща печаль.

— Это очень просто, — отвечает старец. — Они скованы своей судьбой. Все уверены, будто цель жизни — следовать некоему плану. Никто не спрашивает, его ли этот план или придуман был для другого человека. Люди копят опыт, впечатления, идеи, воспоминания других, и это бремя становится непосильно для них. И они забывают о собственных мечтах.

— Многие говорят мне: «Тебе хорошо, ты знаешь, чего хочешь от жизни, а вот я не знаю, что хочу сделать».

— Да, разумеется, знают. Ведь так часто вам приходилось слышать: «Я не совершил то, что желал, ибо такова действительность». Если говорят, что не совершили то, чего желали, значит, все-таки помнят, чего желали. Что же касается действительности, то это всего лишь история, которую люди рассказывают о мире и о том, как надлежит вести себя в нем.

— А сколькие твердят еще кое-что похуже: «Я доволен, ибо приношу свою жизнь в жертву тем, кого люблю».

— И вы считаете, что люди, которые нас любят, хотят, чтобы вы страдали из-за них? Вы согласны с тем, что любовь есть источник страдания?

— Честно говоря, да.

— Но так не должно быть.

— Если я забуду историю, которую мне рассказывают, то забуду и очень важные вещи из того, чему научила меня жизнь. Зачем прилагала я такие усилия для того, чтобы столькому научиться? Зачем так старалась обрести опыт, который позволил бы мне совладать с моими срывами, сделать карьеру, ужиться с мужем?

— Накопленное познание хорошо для стряпни, для умения тратить не больше, чем получаешь, для того, чтобы тепло одеваться зимой, не выходить за рамки, знать маршруты автобуса и трамвая. Неужели вы полагаете, что любовный опыт научил вас любви?

— Я научилась знать, чего желаю.

— Я не о том спрашиваю. Неужели опыт любви к другим мужчинам научил вас больше и лучше любить нынешнего мужа?

— Наоборот. Чтобы полностью, беззаветно предаваться ему, я должна была позабыть раны, нанесенные мне другими мужчинами. Вы об этом?

— Для того чтобы истинная Энергия Любви могла пронизать вашу душу, душа должна быть чиста, как будто вы только что родились на свет. Почему люди несчастливы? Потому что хотят поработить эту энергию, что совершенно невозможно. А позабыть свое прошлое — значит очистить этот канал, сделать так, чтобы каждый день энергия проявлялась так, как ей хочется. Надо подчиниться ей, стать ее ведомым.

— Возвышенно, да неосуществимо. Эту энергию сковывает слишком многое — обязательства и обязанности, дети, положение в обществе...

— ...а по прошествии некоторого времени — еще и отчаяние, страх, одиночество, попытка контролировать неконтролируемое. Свод заповедей, именуемый Тенгри, учит: чтобы жить полной жизнью, надо находиться в постоянном движении, и только тогда один день будет непохож на другой. Когда мы, кочевники, проходили через города, то думали: «Сколь несчастны живущие на одном месте: для них все одинаково». Очень может быть, что горожане, глядя на нас, думали: «Сколь несчастны те, кто не может жить на одном месте». У кочевников прошлого нет, а есть только настоящее, и потому они были счастливы — пока коммунистические власти не заставили нас стать оседлыми, согнав в колхозы. С той поры мы начали верить в ту историю, которую общество считает верной. И утратили свою силу.

— В наши дни человек не может кочевать всю жизнь.

— Физически — нет, не может. А в смысле духовном — может. Может идти все дальше, уйти от личной истории, от того, какими нас принудили быть.

— А что надо сделать, чтобы отрешиться от этой истории, которую нам внушают?

— Несколько раз рассказать ее вслух, в полный голос, в мельчайших подробностях. И в ходе этого рассказа мы отрешимся от нас прежних и — сами увидите, если решитесь попробовать, — освободим место для нового неведомого мира. Повторяйте эту историю как можно чаще, до тех пор, пока она не утратит свою важность в ваших глазах.

— И все?

— Нет, еще не все. Чтобы не возникало чувство пустоты, освободившееся место надо без промедления заполнить чем-нибудь — пусть хоть на время.

— Но чем?

— Иными историями, чужим опытом, которым мы не решились или побоялись воспользоваться. Так мы изменимся. Так вырастим любовь. И сами вырастем с нею.

— Но ведь мы можем потерять и что-то важное?

— Не бойтесь, не потеряете. Важное останется и пребудет — а уйдет то, что лишь казалось важным, а на самом деле бесполезно. Как, например, ложное представление о том, что можно управлять Энергией Любви.

Тут старец говорит, что наше время истекло — он должен принять других посетителей. Он остается глух к моим просьбам и уговорам, но предлагает Эстер прийти еще раз.

***

Эстер проводит в Алма-Ате чуть больше недели и обещает вернуться. За это время я не раз рассказывал ей о себе, а она мне — о себе. Мы понимаем, что старик был прав: что-то выходит из нас, мы обрели некую легкость, хоть и не можем утверждать, будто стали счастливей.