Опять же нужно знать классические системы игры, которым следуют игроки, и уметь противостоять им, чтоб не разорить родное заведение и не оказаться на улице.
Настоящий дилер должен активно играть против игроков, применяя различные способы, начиная от прицельного катания шарика в рулетке и кончая самой настоящей подтасовкой в карточных играх – такова специфика работы.
Из-за этих сложностей крупье выдерживают всего нескольких лет – потом следует психологический слом вплоть до неврастении и прочих прелестей. А владельцы казино и не держат их на работе дольше. Считается, что за меньший срок – года три-четыре – крупье «прикатывается» к столу и его манера бросания шарика в рулетке или шафлования в картах становится известной постоянным игрокам.
– Жизнь собачья, действительно! – усмехнулся бармен. – Я и говорю, что не знаю, уж как они это выдерживают. Особенно мужики. О! Так Валерка Муравьев тоже ведь пострадал. Третьего дня. Я только на смену заступил. Он на покере стоял. Раздевал какого-то черного, вроде араба. Тот как бешеный давай орать. Я, мол, и тебя, и твою жену, и твоих детей… Ну чтобы не быть грубым, в общем, всех, мол, отымею. Я еще Валерке кофе варил, а он мне говорит: «Я потомственный дворянин и не собираюсь за каждым черномазым дерьмо подъедать». Так и сказал. Психанул, видать. Вот и накатал заяву. Да… Всего и не упомнишь. Каждую ночь какая-нибудь дребедень… – в конец расстроился бармен.
– Не печалься, Гера! Это не они нас имеют, а мы их. Мы их раздеваем, а они «сливают». А чем больше «сливают», тем больше чай! Разве не так? – Козырев расплылся в улыбке.
– Да чего жаловаться! Такая работа! – будто опомнился Герман. – Здесь-то как раз ничего. Я же за баром начинал стоять тоже в казино. В «Эвелине». Небось и не слышали о таком. Дешевка. По три бакса на равные шансы играли. Так вот там пять-шесть истерик за ночь в порядке нормы. А мат-перемат такой, что мозги расплавляются. Здесь другой коленкор. Элита. Почти рай земной. Хотя иногда думаешь: что такое добро? Или зло? – неожиданно расфилософствовался он.
– К добру и злу постыдно равнодушны, Герман. Вот в чем наш бизнес, – заключил Козырев. – А эмоции мы будем дарить женщинам, о'кей? – Он быстро допил давно остывший кофе. – А они пусть дарят нам рецепты таких божественных напитков. Ну отдыхай! Удачи тебе! – Козырев потрепал бармена по плечу и поспешно двинулся на пол-этажа вверх.
Герман с тревогой глядел вслед уходящему боссу, закусив губу, как будто боролся с желанием окликнуть его, чтобы сказать нечто важное.
– Вот! Это по твою душу, сукин сын! – Балуев указал на Козырева пальцем. – Простите, Петр Ильич! Довел он меня!
Рядом с мониторами с ноги на ногу переминался здоровый рыжеволосый дилер.
– О чем базарим, парни?! – Козырев попытался разрядить обстановку. – Закуривай, Алексей Иванович, – протянул он инспектору пачку «Мальборо».
– Спасибо, Петр Ильич, бросил, – отказался старший пит, потирая левую сторону груди. – Ведь я хотел как лучше. По-тихому. Говорю ему вчера – спокойно, между прочим, по-отцовски. Мол, так и так. Пиши заявление, я его передам, а сам вали, чтоб я о тебе не вспоминал больше никогда. Чего тут непонятного?! А он является сегодня! За расчетом!! Вы слышали?! За расчетом!!! Три дня назад его раздели на «блэк-джеке» на десять штук! Позавчера на пятнадцать! А вчера на тридцать пять!! И он что-то втирает мне про несчастливый галстук! Вы слышали, Петр Ильич! – Он ударил себя кулаком в грудь. – Я эти карточные штучки выучил наизусть, когда ходил под стол пешком! Я в третьем казино работаю старшим пит-боссом! А он приходит за расчетом! – Балуев обрушился в кресло с грохотом раненого слона. – Простите старика, Петр Ильич! Не люблю я такой наглости.
– Не тревожьтесь так, Алексей Иванович. Обычная рабочая ситуация. Насколько я понимаю, такими вопросами у нас занимается служба безопасности? – Козырев холодно взглянул на рыжего дилера. – Свяжите меня с Машковым, Алексей Иванович. – Он неспешно протирал очки. – По-моему, тут совершенно не о чем беспокоиться.
– Первый, – донесся по селектору голос начальника службы безопасности.
– Пал Палыч, это Козырев. Слушай, зайди к нам в камеру по-быстрому. И папочку захвати на Боярского Александра Сергеевича, дилера.
Через пару минут Машков вошел в мониторную.
– Незаменимый ты наш! – Козырев поздоровался с ним за руку. – Вручаем тебе Александра Сергеевича. – Он небрежно махнул в сторону безмолвствующего детины. – Будь с ним полюбезнее, пожалуйста, а то грубые аргументы Алексея Ивановича кажутся ему неубедительными. А папочку мне оставь – хочу на досуге полюбопытствовать. О'кей?
Козырев направлялся к лифту. «Нет, так мы долго не протянем! Скорей бы Брейн запускал свою систему – все же гарантия дохода. Хотя и Лизавета работает как хороший механизм…»
– Петр Ильич, к вам просится некто Геннадий Панин, – доложила Катя. – А у меня новая помада, вы заметили? – Она сладко облизнулась.
– Пусть пройдет, Катюша. А помаду не кушай, оставь для своих тинейджеров. Кстати, меня никто не спрашивал из налоговой?
– Нет, Петр Ильич. Никто.
«Слава тебе господи», – Козырев облегченно вздохнул.
На пороге возник Геночка. Выглядел он свежо, с оттенком изящества. Белый свитер и ультрамариновые джинсы прекрасно сидели на его высокой фигуре. В руке он небрежно сжимал дорогой белый плащ.
– Так вот ты где заседаешь, Ильич. Хорошо устроился, – сказал весело Панин и бросил плащ на кожаный диван.
«А такая деталь интересно оживляет интерьер», – мимолетно отметил Козырев.
Рассказ Панина оказался долгим. Козырев сидел в кресле, вытянув ноги, и слушал, не перебивая.
Их дороги разошлись уже несколько лет назад, когда Петр Ильич порвал с кочевой цирковой жизнью и начал свое дело, а Гена, администратор и по совместительству переводчик труппы Барковой, остался при ней. Его путь в администраторы был тернист и извилист. Когда-то он поступил на психофак МГУ, мечтая пробиться потом в какой-нибудь закрытый институт при КГБ с перспективами выезжать за рубеж. Он успешно, но не за счет трудов студенческих, окончил курс и даже остался в аспирантуре. Из аспирантуры Геночка вылетел за пьянство. Драка с одним из доцентов на вечеринке решила его судьбу. Карьера ученого-психолога перестала светить Панину, тем более что за полгода до этого случая умер его отец – доктор философии, работавший при ЦК. Панин остался без тылов. Зато открылись иные горизонты. В конце восьмидесятых в Москве началась повальная мода на оккультизм. Это был Геночкин шанс – он быстро прочел труды Рериха, Блаватской, Штейнера и каких-то доморощенных колдунов и вписался в группу «целителей», где выполнял миссию консультанта по всем вопросам. Панин был человек не настолько глупый, чтобы верить во все эти премудрости, он отдавал себе отчет в том, что почти сто процентов «целителей» – это самозванцы и шарлатаны в лучшем случае. В худшем – врачи-вредители. Но дело приносило солидные доходы. Медицинский кооператив, в котором Геночка работал консультантом, как-то неправильно «вылечил» весьма важную тетку, оказавшуюся женой одного партийного босса. Конторы не стало. Попытки устроиться в ГБ, в отдел, занимавшийся паранормальными явлениями, потерпели фиаско, отдел разогнали, хотя солидный человек с Лубянки обещал там место на все сто.