Потом третий пришел, посмотрел на меня и говорит: «Дайте мне, ребята, эту девчонку на пару часов».
Вадима не удивил рассказ Инны. Дело в том, что обслуживать своих клиентов двух вагонов, бизнес-класса поезда «Лолита» должны были совсем молоденькие девочки. Выглядели такие девчонки обычно лет на четырнадцать – пятнадцать – специально их подбирали под название поезда. Хотя на самом деле им обязательно должно было быть не меньше восемнадцати. Чтобы в случае чего не было проблем по соответствующим статьям о несовершеннолетних. Подносили они еду и напитки, будучи одеты в один прозрачный передник на голое тело. И при желании клиентов более интимных услуг должны были выполнять их.
– И что дальше? – спросил Вадим.
– Ну, в общем, он говорит: «Давайте сюда вашу девку». Страшный такой, старый, лет за шестьдесят.
– А ты что?
– Я ничего. Отдали бы – пошла с ним. Так они тут как затеялись. Этот старый кричит мне: «Пошла за мной», а те двое ему: «Нет, девка наш вагон обслуживает. Мы за нее платили. В стоимость билета это входит. А ты, если очень ее хочешь, попроси у нас по-человечески!» Этот старый в штыки, тащит меня. Те – с другой стороны. Потом за нож. Я как закричу. Зажмурилась. А когда глаза открыла – кровь на мне. Даже вначале не поняла, что не моя. А потом как глянула – старый лежит на полу, хрипит. Тут я побежала… И больше ничего не видела…
– Вот же, блин, козлы старые, – проговорил вслух, больше для себя одного, Вадим. – Им как лучше делаешь, стараешься. Хочешь скрасить придуркам время в дороге, а они по-человечески даже отдохнуть не могут. Правильно везде про нас говорят, что русские цивилизованно досуг проводить не умеют. Только водку жрать, морду бить и за топоры хвататься.
– У этого не топор, а нож был, – поправила Инна.
– Я понял, – усмехнулся Вадим, «Да ладно, отец все устроит, – подумал он про себя. – Хотя сегодня мне он приличный разгон дал из-за этого случая».
– Ну что с тобой делать, Инна? – механически сказал он.
«А что с ней делать? – проговорил он про себя. – Пусть идет и работает дальше».
Но вслух говорить об этом медлил. Он увидел, как испуганно взглянула на него девчонка.
«Боится, что работы ее лишу», – с удовольствием подумал он.
Девчонка снова начала оправдываться – не очень уверенно, со слезами на глазах.
"Трахнуть ее, что ли? – прикинул Вадим и тут же подумал:
– Что это со мной стало? Раньше я не так легко мог трахнуться с бабой. И не с любой. А теперь завожусь на каждую юбку. Неужели я превратился в того, о ком обычно говорят:
«Трахает все, что шевелится»? Да пусть катится на все четыре. Совсем еще дурочка, хоть и восемнадцать уже есть".
– Ладно, иди, детка. И впредь веди себя хорошо. Не ссорь клиентов между собой.
– Я постараюсь, – вспыхнула Инна и, пятясь задом, покинула кабинет.
"Прошу внимания. Только что мне сообщили, что на дальних подъездах к нашему вокзалу погиб на путях человек. Он попал под поезд. Прошу всех почтить его память минутой молчания. Давайте помянем этого неизвестного человека.
Наверное, он когда-то был пассажиром или кого-то провожал. А может быть, должен был куда-нибудь ехать или кого-то встречать именно сегодня. А отправился в самый дальний путь. Земля ему пухом".
Вокзал непривычно смолк.
Оксана даже повела головой, прислушиваясь. О чем говорила диктор, она не разобрала. Просто на минуту стало очень тихо и очень тоскливо.
– Может, тебе водички? – участливо спросил Тимошевский.
Она отказалась – до того все равно было. Тем не менее он кивнул Саушкину.
Тот вздохнул и поплелся выполнять приказ. Собственно, майору понадобилось уединение. Лишний свидетель, даже преданный, может когда-нибудь оказаться перед выбором. И кто знает его выбор? Своя рубаха ближе к телу.
– Значит, так… Ларин устроил тебя на работу прямо с улицы. Выходит, был расчет на благодарность в будущем. Склонял к интимным отношениям… Ну хорошо, хорошо, интим пока опустим. Эта старая мочалка Брунева была в курсе всех ваших дел. Жалела. Покрывала… Ты меня понимаешь? Ты ее не посадишь. Просто уволят.
Место освободится. Пора молодым браться за дело. Да и не уволят – муж заступится. Кто передавал деньги Ларину, не знаешь? Вы оставляли их в конверте.
Точно знаешь, что внешние поступали от Эдика. Его мы укатаем, так что тебе ничего не грозит. Давали, скажем, по двадцать пять процентов.
Николай Павлович отогнул жалюзи и увидел внизу Саушкина, который шел от автоматов с пластиковым стаканчиком кофе и бутылкой пепси. Пора было закруглять внушение. Тимошевский включил магнитофон. Когда же опер с напитками вошел в общую комнату, сделал ему предостерегающий знак – Оксана говорила в микрофон.
Голос у нее был ровный и спокойный, без актерского надрыва и игры. Без чувств.
Пораженный таким поворотом дела Саушкин чуть было не уронил принесенное. В глубине души он уважал эту девицу. Она ему даже нравилась. Опер еще раз подумал о том, что Тимошевский все-таки сыщик от Бога. И аналитик. Надо же, как раскрутил. Без шума и пыли.
Оксана говорила минут пять. Когда тема исчерпала себя, кассирша, как заводная кукла, начала все сначала, Тимошевский не перебивал. Думал, что всплывут новые детали или события. Тогда можно будет сравнить, выбрать наиболее удачные, ложащиеся в русло его версии факты. Но она повторила все слово в слово. Упомянула подсказанный процент, деньги в конверте, Эдика. Все-все.
Николай Павлович вынужден был ее остановить.
Он взял телефонную трубку. Звонить прямо сейчас? Нет. Момент еще не созрел.
– Уведи ее. Только не в камеру. Найди свободный кабинет. Поставь кого-нибудь присмотреть и давай сюда новенькую, – приказал он Саушкину.
Тот повеселел. Ему было неприятно, что начальник сделал из живой, жизнерадостной девчонки заводную куклу наследника Тутти.
Сейчас он приведет вторую кассиршу. С ней особых сложностей не предвидится.
Саушкин был прав. Как только сопливой девчонке дали прослушать показания Оксаны, признания полились сами собой. Частично она подтвердила показания Панчук. Все очень просто. Она слышала голос. Она узнала факты и автоматически приплюсовала к своим сведениям. Это все равно что перед опознанием преступника свидетелем, прежде чем показать его в ряду других лиц, свидетелю предъявляют фотографию подозреваемого, просят внимательно присмотреться. Естественно, что на самом опознании даже слепой свидетель без очков находит нужного следствию человека.
– Уведи. Посади их парой. Им есть о чем поговорить.
Когда Саушкин вывел кассиршу, Тимошевский потер руки в сладостном ощущении власти над человеком. Нет, не над Панчук или новенькой. Гвоздем в его печени сидел Ларин. Боже, какие бы дела завертел он перед уходом на заслуженный отдых, будь на месте этого чурбана другой начальник вокзала.