«Сашка, Сашка… Все такой же пижон, хвастун и пьяница, – чувствуя, как приятное облачко хмеля уютно пригрелось под ложечкой, одновременно чуть туманя голову, улыбчиво подумал Сергей. – И бабник, наверное. Тогда, в Рязани, не раз ему ноги уносить приходилось, а пару раз и по морде лица схлопотал – даром что рукопашник был на диво умелый и быстрый. Нет, все-таки интересно устроена жизнь: черт знает, когда учились в одном училище, а все помнится, как вчера, да и дружба армейская, пожалуй, покрепче любой другой будет. Ладно, Орехов, считай, что тебе повезло. Но и не забывай, что Алехандро наш все-таки в кубинском КГБ пашет – так что не расслабляйся особо. Дружба – штука хорошая, но мы пацаны уже взрослые… Дружба – дружбой, а табачок врозь! Народная мудрость, зараза, все знает и учитывает…»
– Помощь, говоришь? – Орехов совершенно трезвым взглядом пытливо посмотрел на кубинца, что-то там прикинул в уме и кивнул: – А хорошо бы! Только сначала я тебе маленько помогу – вернее, уже помог. В общем, так: я из рук в руки сдаю тебе одну хитрую банду, а ты даешь мне и моим ребятам спокойно уйти в синие морские дали! А потом, чуть позже, поможешь нам пристроиться на какой-нибудь чартерный рейс в Россию. По рукам?
– Я же сказал – помогу, – досадливо поморщился Робредо и – уже серьезным, «служебным» тоном – не то предложил, не то скомандовал: – А теперь давай про банду твою: что, где, кто…
Спустя два часа с небольшим подполковник Орехов в сопровождении взвода кубинских спецназовцев прибыл в рыбачий поселок и, стоя на берегу с мегафоном в руке, прокричал в сторону казавшегося безлюдным пограничного катера:
– Тритон, это я – Шер-Хан! Со мной люди из кубинского спецназа. Мы сдаем им команду бандитов с пограничного катера. Потом нам позволят свободно уйти в море. Надеюсь, ты все понял правильно. Так что смотри, чтобы без глупостей у меня!
…Передача кубинцам пограничников-«оборотней» произошла без малейших эксцессов – буднично и по-армейски организованно. Не считать же эксцессом то, что спецназовцы сразу же сорвали с пленных погоны и все знаки различий и каждому отвесили по парочке хороших затрещин – вероятно, для того, чтобы «оборотни» не очень радовались, что вырвались из рук неведомых врагов и попали к своим.
Орехов мгновенно заметил мрачного кубинца с обеими кое-как перебинтованными руками.
Отыскал взглядом мичмана, безмятежно любовавшегося работой спецназовцев, сноровисто наделявших каждого из бывших пограничников блестящими браслетами наручников, и тоном, не предвещавшим ничего хорошего, спросил:
– Это что у него с руками? Я уезжал – вроде все целы были…
– А я тут при чем? – возмущенно вскинулся Троянов, глядя на командира обиженно и недоуменно: – Чуть что – сразу Тритон… А чудила этот, между прочим, в трюм упал – на трапе нога подвернулась, он и грохнулся. Я ему первую помощь оказал – шины наложил и перевязал.
– Грохнулся, говоришь? И сразу обе руки сломал, да?
– Ну да, – совершенно искренне вздохнул мичман, – не повезло парню. Да сам спроси у него, если мне не веришь! Эй ты, с руками! Скажи начальнику! Ты же в трюм упал?
– Да, – кубинец торопливо кивнул и, отводя взгляд, мрачно подтвердил: – Я упал…
Небольшая флотилия лодок, взятых на время у рыбаков спецназовцами, ушла к берегу. Еще минут через пятнадцать лишь оседающее облачко пыли да стайка любопытных мальчишек, месивших босыми ногами горячий песок, напоминали о том, что здесь только что завершилась чуть ли не войсковая операция. Пограничный катер тоже ушел, взревев на прощание сиреной, – кубинцы специально привезли с собой троих спецов по морскому делу, которым поручили перегон судна к месту обычной дислокации.
Орехов присел на ящик, брошенный рядом с фальшбортом, тусклым взглядом посмотрел на усевшуюся на верхушку мачты наглую чайку и, прикуривая, спросил у Троянова:
– Томпсон где?
– Здесь, в машинном отделении дрыхнет. Я ему сразу сказал, чтоб не отсвечивал, а убрался куда подальше. Со Славкой что там?
– В порядке Славка – в хорошем госпитале он. Через месяц бегать, прыгать и водку кушать будет. Тот… с руками… это он Ската изуродовал? Ладно, можешь не отвечать – и так все ясно.
– А мы теперь что? Куда? Я так понимаю, что ты с кубинцами договорился, и наш крейсер вместе с капитаном и мотористом за нами остается? Они, правда, пьяные еще маленько…
– Правильно понимаешь, – подполковник устало швырнул окурок за борт. – Куда? А то ты сам не догадываешься… Катков тебе координаты небось тоже шепнуть успел?
– Ну да, сказал…
– А раз сказал, то тащи сюда наших пьянчуг и Томпсона. Снимаемся с якоря и – вперед…
Через три с половиной часа судно бросило якорь неподалеку от крохотного островка, и Троянов с Томпсоном, облачившиеся в гидрокостюмы, ушли под воду. Ящики, сброшенные Скатом, без каких-либо проблем и приключений были найдены и подняты на палубу.
Еще через пять часов капитан судна расстался со своими беспокойными арендаторами, получив-таки за работу вполне приличную плату, и, поспешно покидая территориальные воды Кубы, вздохнул с неимоверным облегчением. Радоваться было чему – старый морской волк всерьез опасался, что за свои мелкие провинности может получить не обусловленный в самом начале расчет, а дешевую, но очень горячую пулю в лоб…
…На борту транспортника, на огромной высоте деловито гудевшего моторами над Атлантикой, кроме заранее обусловленных грузов и нескольких пассажиров находились еще двое: подполковник Орехов и старший мичман Троянов. Капитан Катков на неопределенное время был вынужден остаться на гостеприимной кубинской земле – хотя при расставании с товарищами Скат невесело пошутил: «Да какой же я тут гость? Бедный родственник, которого приютили добрые люди…»
Стив Томпсон на предложение Орехова лететь в Россию ответил решительным отказом и остался на Кубе, в дальнейшем планируя вернуться в Штаты. От обещанной доли сокровищ морпех отказался – согласился взять лишь немного денег на билет и на первое время. Так что железная бочка с тщательно упрятанными в ней ценностями, поднятыми с немецкой субмарины, в полной сохранности мирно подремывала в грузовом отсеке – уж ей-то было абсолютно все равно, куда лететь…
…Пусть не так уж и часто, но и в октябре в тверских краях бывают дни тихие и солнечные, когда создается обманчивое впечатление, что бабье лето решило вернуться и подарить людям еще немножечко тепла. В заметно поредевших кронах деревьев почти не увидишь зеленой листвы – вся уцелевшая перекрасилась в желтые, красноватые и коричневые цвета. Налетит ветер посильнее, ударит холодными струями недобрый осенний дождь, и остатки золотистого великолепия облетят-осыплются, чтобы уже на земле шуршать-шептать друг другу о чем-то грустном – может быть, о тоскливой ноябрьской мороси и о грядущей зиме.
Полковник Вашуков брезгливо поморщился, запястьем стер с лица невесомую паутинку, прилетевшую вместе с порывом ветерка, заплутавшего между старых яблонь, и продолжил насаживать на шампур кусочки мяса. Закончив, подхватил веер из нескольких шампуров и ловко разложил будущие шашлыки над углями, жарко рдевшими в коробе мангала.