Прокуратура возбудила уголовное дело в отношении старшего контролера Сергея Николаева, — ему инкриминировалась должностная халатность, повлекшая за собой смерть человека.
Да что толку, хорошего этого человека — Григория Желябинского — не вернешь.
Что касается Вениамина Ахтаева, то его местные сыскари поклялись все же вернуть и снова посадить на скамью подсудимых.
Но странно — не больно-то умный Веня Ахтаев как сквозь землю провалился.
А и то сказать — искали его в городе и его окрестностях, операцию «перехват» сразу же провели, город «закрыли». А он на лодке переправился на баржу и на барже махнул в Ульяновск, только его и видели.
Там его, «выпулившись» из ИТК, и нашел старший брат, и сразу приспособил к делу.
Сергей Дробов и младший брат Веня составили костяк банды, которую создал, выйдя из заключения, Роман Ахтаев.
Фраза сидевшего за убийство бывалого зека, сказанная там, на зоне, Роману запомнилась.
— Следов не оставлять! И самый страшный след — живая жертва или свидетель. Мочить всех, понял, братан, всех! Без жалости: ты их пожалеешь, они тебя — нет.
Банда требовала свое. Это не в одиночку идти на «мокрушник». Тут думаешь и о себе, и о подельниках.
Роман, казалось, продумал все мелочи. Из украденного в автомастерских инструмента сделали заточки, из приобретенного в пригородном селе охотничьего ружья ЗК № 5260 с боеприпасами, — отличный обрез.
Когда братья вышли на Дробова, начали групповые тренировки.
Сергей набрасывал воображаемой жертве, скомканной из старого одеяла и ватника на переднем сиденье брошенной, без колес, машины, удавку; Роман бил заточкой сбоку; Веня добавлял кастетом в висок.
На «кукле» получалось все справно.
— Главное, — пояснял Роман, — действовать синхронно. Серега «струнку» накинул, мы с тобой, Веня, сразу бьем в жизненно важные центры. Ты понял, братан, в жизненно важные! Кастетом надо бить в висок, там кость самая тонкая, а заточкой — в шею и в сердце. А то помнишь, того мента в степи — уж кололи мы его, кололи, а он все не помирал. Так там — степь. А на шоссе может и не быть у нас столько времени, чтоб водилу отключить навсегда, превратив его в «жмура». Понял?
— Что я, дефективный, что ли, — обижался Веня, прошедший, увы, унизительный этап обучения в школе для умственно отсталых, или как нынче модно стало говорить, с «замедленным развитием».
Заказ из азербайджанского села Мюридак пришел на «ВАЗ-21061» — желательно черного, даже точнее — цвета мокрого асфальта, в хорошем состоянии.
А коли рынок сбыта обеспечен, чего с делом тянуть.
В ночь с 27 на 28 октября 1989 г. банда, состоявшая из двух братьев Ахтаевых и Сергея Дробова, остановила на Комсомольской площади машину под номером Е 89-92, которой, как потом выяснилось, управлял в тот трагический для него вечер В. А. Кордин.
Так уж получилось, что не видались бывшие солдаты и сержанты ОБАТО из местечка Талаги, что под Архангельском, много лет. Вот интересно устроена человеческая память: пока служили, не особенно и дружили. «Дедовщины» жестокой между ними не было — одного года призыва, но опять же кто сержант, кто ефрейтор, а кто и в дембелях — все рядовой. Так что не из одной компании. А оказались снова в родном городе — и вроде друг к другу не тянет. Однако приехал из другого города старый, талагских лет, корешок, и всех собрал на квартире у бывшего сержанта, начальника кислородной станции Вована Голубева. И так душевно посидели, столько смешного вспомнили.
— Вот я и говорю, — философствовал чуть захмелевший Володька Лебедев, сидя вальяжно на переднем сиденье шикарной «Волги», на которой в рабочее время Володя Кордин возил большого местного начальника. — Интересная это вещь — человеческая память. Все что плохого было, что спали мало, вкалывали много, и на железнодорожной станции чего-то там разгружали, и наряды на кухне — все забылось. Помнится только хорошее.
— Это точно, — соглашался Кордин, в отличие от друга, трезвый как стеклышко, — с ребятами посидел, а пить за рулем, конечно, не стал. Хорошая работа на улице не валяется. — А помнишь, парень в первой автороте был, голосок слабенький, а память... Все песни советских композиторов знал!
— А оркестр какой создали, вместе с сержантами-дембелями стройбата, один на весь гарнизон. Как он, оркестр этот, на танцах в солдатском клубе играл...
Жаловались старые вояки, сведенные случаем вместе, на дороговизну автомобилей, отсутствие запчастей, ворчание жен из-за «кружки пива», выражали недовольство, что охота еще не старым мужикам и приодеться, а денег катастрофически не хватает.
А тут и выскочили на проезжую часть два щуплых на вид пацана.
Кордин вроде бы и бровью не повел.
— Слышь, сержант, голосуют, — обратил внимание Лебедев.
— Сам вижу.
— Возьмем? Все тебе лишний рубль. А то и пивка в железнодорожном ресторане прикупим. А?
— Зависит, куда ехать.
— Далеко не поедешь?
—Наоборот, далеко только и поеду. Тогда и калым будет солидным. А так, до вокзала или до ресторана на пристани, не поеду. Себе дороже.
— А и я бы с тобой. Меня дома никто не ждет. Жена завсегда рано ложится, ей вставать до первых петухов. И я б с тобой.
— А что? С корешком спокойнее. А то пошаливать стали. Я имею в виду не у нас в городе, а по России. Водил убивают, машины толкают на Кавказе. Промысел. Вдвоем спокойнее. Не, ты, может, и не стал бы брать. Близко — не выгодно, далеко — опасно, — приговаривал ворчливым тоном трезвый Кордин, притормаживая «ВАЗ» у обочины.
— Слышь, командир, до Воротниково не возьмешься подбросить?
— Путь не близкий. На обратную дорогу вряд ли кого найду.
— Оплатим в оба конца.
— Двойная плата — это хорошо. А с чего танцуем? — не сдавался Кордин.
Парень с черными, слегка раскосыми глазами, смуглой кожей и шрамиком на чуть выдающейся скуле заверил, что не обидит.
—Только нас не двое. Щас третий, братан старший, подойдет.
—Не страшно, салон большой, все трое на заднем сиденье уместитесь.
Предложение водителя несколько сбивало разработанную членами банды стратегию поведения в салоне.
— А может, подбросим сначала вашего приятеля к нему домой, а потом и рванем налегке по шоссе в сторону деревни? — с надеждой в голосе спросил скуластый.
— Не может. Мы с корешем давно не видались. Поговорить надо. У вас свой разговор, у меня — свой. А вас, как обещал, в деревню вашу подброшу. О чем базар?
Веня спорить не решился, чтоб не спугнуть водителя: решил дождаться Романа.
Подошел Роман, незаметно выскользнув из ворот стоявшего вторым от угла старого, довоенной постройки дома.