Дробов уже сидел. С ним еще работать и работать. Не все он рассказал. Не все.

Может быть, стоит, параллельно с допросами Дробова, начать искать следы банды в других городах. Искать, срав­нивать аналогичные преступления в других городах, хотя бы для начала городах Поволжья.

Или все-таки делать упор на допросы Дробова, он рано или поздно купится в ходе допроса, попадет в тонко рас­ставленную ему ловушку? Но чтоб расставить ловушку, нужно иметь для нее подходящий материал.

И Михаил сел писать запросы в органы милиции и про­куратуры городов Поволжья.

А тут и Дробов стал «колоться». Поняв, что висит убий­ство на нем одном, сдал он братьев Ахтаевых.

«Важняк» Генпрокуратуры советует...

Когда следователю Кировской областной прокуратуры удалось доказать, что ряд убийств с особой жестокостью владельцев транспортных средств совершен в приволжс­ких городах одной группой лиц, дело было передано в Ге­неральную прокуратуру.

Возглавил группу (или бригаду, как принято в прокура­туре) один из опытнейших прокурорских «важняков» — старший следователь по особо важным делам при гене­ральном прокуроре России Александр Михайлович Доб­рынин.

К нему и зашел в тот вечер Михаил Коржев, вызванный в Москву и включенный в бригаду Добрынина.

К слову сказать, Добрынин руководил расследованием сразу нескольких сложных дел и, убедившись, что молодой следователь из Вятки с делом об убийствах автовладельцев вдоль Волги справляется, над душой не сидел, давал «пору- лить» самостоятельно.

Проведя очередной допрос Дробова в СИЗО в Вятке, помотавшись на встречи с сыскарями и следователями об­ластных прокуратур вдоль Волги, Коржев приехал в Моск­ву и зашел, как говорилось выше, к Добрынину.

— Хорошо живете, Александр Михалыч, — улыбнулся он, выпуская клубок дыма. Курили в то время оба, почти не выпуская сигареты изо рта. Это Добрынин уже после «дела Ахтаевых» курить бросил.

— А что тебе не нравится? — шутя насторожился Добры­нин.

— Да вот, гляжу, попугая завел. На моем молодом веку вы — первый «важняк» с попугаем. Я благодаря занятию дочки изобразительным искусством историю живописи хорошо изучил. Знаю, были известные картины «Мадон­на с младенцем Христом» или вот «Дама с горностаем», «Графиня с карлой на берегу пруда»... Вот бы с вас напи­сать портрет кисти Шилова «Важняк» с попугаем»... Класс...

—Ты все шутишь, а мне тут не до смеха, Миша. Демина на Кавказ послали, а он холостой. Вот и принес мне попу­гая, чтоб я его кормил, поил, веселил. Дома боюсь держать: кот — хулиган. Держу на службе. Днем он ничего — что-то там курлыкает, не мешает. А на ночь закрываю от света рекламы жениным платком. Так и живем.

Михаил устало расположился в неудобном, продавлен­ном кресле. Вечно в подразделениях прокуратуры на мебе­ли экономят. Вон коммерческие структуры с ремонта офи­сов и подбора мебели начинают, а мы об этом в последнюю очередь думаем. Вечно в России в присутственных местах мебель казенная и скучная.

— Чего загрустил сразу?

—Думаю. Вот банки отстраиваются, новейшую мебель покупают, а мы?

— А ты посмотри — где банки, а где мы. Банки вон по­закрывались, те, что остались, большие кадровые сокра­щения пережили. А у нас кадров вечно не хватает.

— Так, с другой стороны, кому охота в дерьме рыться. Людей можно понять...

— Кому-то надо и страну от дерьма отскабливать. Ты чего пришел, на судьбу пожаловаться? Так сочувствия не найдешь. У всех у нас такая жизнь. Если что конкретное, говори.

Михаил словно не слышал поставленного вопроса, за­думчиво оглядел скромный кабинет прокурорского ге­нерала:

— И машинка у вас старенькая. «Ундервуд» какой-то. Кто сегодня на «Ядрани» печатает обвинительные заклю­чения? Ее так и называют — «Ядрянь». Пора, Александр Михалыч, на компьютер переходить.

— Вот дело братьев Ахтаевых закончим и перейду. На радостях. А у нас в руках, между прочим, один Дробов. Что у тебя по этому делу новенького?

— Да вот вы говорите: Дробов. А и он забот добавляет каждый день.

— Что такое?

—Да вот я вам рассказывал, что он попал у меня в одном из допросов на «момент истины», проговорился про брать­ев. Ну, вырвалось случайно, я и уцепился, что за братья? Теперь вот уже знаю про братьев Ахтаевых все, что можно. А Дробов от своих показаний начал отказываться. «Не знаю, говорит, никаких братьев». Я ему: «Так вот же твои собственноручные показания». «Где?» — спрашивает. Даю ему том уголовного дела, в котором подшито это показа­ние, раскрываю на нужной странице, сую под нос.

— А он?

— А он вырвал страницу, сунул скомканную в рот, и ну жевать ее.

— Отобрал?

— Зачем. Я тоже соображаю, как-никак, уже можно ска­зать, ученик самого «важняка» Генпрокуратуры Добрыни­на.. Я как раз ту страничку, которую ему собирался во время очередного допроса показать, заменил.

Михаил хитро улыбнулся.

— То есть как?

—А так, подлинник допроса с его подписью — ксероко­пией. Ну, он не разобрал, сжевал. Перестал жевать, когда вдруг понял, что я сижу, смотрю на него с улыбкой и горло не зажимаю, страничку жеваную не отбираю. Неинтересно стало ему. Спрашивает: «Чего это вы, гражданин следова­тель, так спокойны?» — «А то и спокоен, что у меня таких страничек с твоей подписью под показаниями целых три. Чудеса ксерокса. Так что возьму вот братьев Ахтаевых, по­кажу твою собственноручную, глядишь, и они на тебя по­казания дадут».

— А он?

— А он чуть не плачет. Нервные они, урки... Говорит: «Они не дадут. Они «законные».

—Да, огорчил ты меня.

— Чем же? — удивился Михаил Коржев.

— Да тем, что такой находчивый. Опять же ксероксы, компьютеры, все для вас не в новинку. А у меня тоже такой случай был. И я, должен честно признаться, таким наход­чивым себя не показал.

— Расскажите, Александр Михалыч.

— Был у меня аналогичный случай. Но, что характерно, с женщиной.

— Женщина свои показания съела?

— Не совсем. Но ты не перебивай, я по порядку. На всю жизнь я эту женщину запомнил — Мария Васильевна Антиподова. И фамилия подходящая, редкая, и характер, я тебе скажу — твой Дробов перед ней сопляк. Характер во­левой, целеустремленный. Отличная, между прочим, хозяйственница. Образованная — Ивановский текстильный институт закончила, дело-то в Иванове было, где я «важняком» в облпрокуратуре работал. И создала она свое «дело» в «Облтрикотаже». Лет за десять до того, как стало это можно делать по закону. А знаешь, кем до «Облтрикотажа» ра­ботала?

— Тюремные университеты проходила?

— Так да не так. Точно, была в тюрьмах и лагерях. Но не зечкой, а после института работала заместителем на­чальника исправительно-трудовой колонии по хозяй­ственной части. Никак не хочу опорочить саму должность. Обращаю лишь твое внимание на тот факт, что ближайши­ми ее помощниками там были уголовницы, имевшие бога­тый опыт экономических преступлений. Так что школу она прошла хорошую. И муж ее, кстати, был милицей­ским подполковником. Опять же, конечно, никого не хочу обидеть.