Сэр Томас Перси и сэр Джеймс Эстли подъехали к голове колонны, и Ноулз на ходу обсуждал с ними план компании. Оба они, и Перси и Эстли, были молоды и горячи, оба мечтали о стремительных действиях в духе странствующих рыцарей, но Ноулз, с его холодным, ясным умом и железной целеустремленностью, неуклонно шел к выполнению поставленной задачи.
— Клянусь святым Данстеном и всеми святыми Линдисфарна, — воскликнул пылкий воин с шотландской границы, — сердцу тошно от того, что мы все куда-то едем да едем, когда вокруг столько славных дел! Разве мы не знаем, что французы сейчас за рекой в Эвране? Разве неправда, что вон тот замок, что виден из-за леса, в руках перебежчика, предавшего своего сеньора — Монфора? А от этой дороги толку нам будет мало, люди здесь, похоже, не хотят воевать. Если бы мы углубились в пределы Шотландии на столько же, на сколько сейчас в Бретань, мы бы уже совершили много доблестных подвигов и завоевали почести!
— Верно, Томас, — поддержал Эстли, краснолицый вспыльчивый молодой человек, — ясно же, что французы к нам не придут, поэтому нам самим нужно идти к ним. По правде говоря, любому солдату, что нас увидит, станет смешно — мы три дня ползем по этой дороге, словно нас подстерегает тысяча опасностей, когда дело-то иметь нам придется всего с горсткой убогого мужичья.
Роберт Ноулз покачал головой.
— Вы не знаете, что таится в этих лесах или за теми холмами, — ответил он, — а когда я не знаю, что нас ждет, я должен быть готов к самому худшему. Этого требует благоразумие.
— Ваши враги назвали бы это погрубее, — с презрительной улыбкой заметил Эстли. — Не смотрите на меня так — меня взглядом не испугаешь. Да и ваше неудовольствие не заставит меня думать иначе. Я встречал глаза и посуровее ваших, сэр Роберт, но не дрогнул.
— Ваши слова, сэр Джеймс, неучтивы и злы, — отозвался Ноулз, — и будь я волен в своих поступках, я вогнал бы их вам в глотку кинжалом. Но я здесь для того, чтобы вести этих людей на почетное и прибыльное дело, а не ссориться с каждым глупцом, не способным понять, как следует командовать солдатами. Неужели вы не видите, что если я, как вы того желаете, пойду на стычки то тут, то там, я ослаблю армию еще до того, как мы придем туда, где она нужнее всего?
— Куда же это? — спросил Перси. — Клянусь Господом, Эстли, мне начинает казаться, что нас ведет человек, который получше нас знает толк в войне, и нам стоит прислушиваться к тому, что он говорит. Только пусть скажет нам, что он задумал.
— В тридцати милях отсюда, — начал Ноулз, — находится, насколько мне известно, крепость под названием Плоэрмель, а в ней стоит с гарнизоном один англичанин, Бэмброу. Неподалеку от него расположен замок Жослен, где квартирует Робер Бомануар с большим числом бретонцев. Я намерен присоединиться к Бэмброу и соединенными силами напасть на Жослен, так чтобы, захватив его, мы получили господство над всей Средней Бретанью и смогли начать наступление на французов на юге.
— Отличный план, клянусь спасением моей души! — горячо отозвался Перси. — В этом деле я с вами! Я уверен, что, когда мы продвинемся в глубь страны, противник тоже объединит свои силы и окажет нам всяческое сопротивление; однако до сих пор, клянусь всеми святыми Линдисфарна, я навидался бы больше военных действий летним днем в Линдсдейле или Джедберском лесу, чем в Бретани… Посмотрите-ка, вон там какие-то всадники. Они едут сюда. Это ведь наша легкая кавалерия? А кто это привязан у них к стременам?
Небольшой отряд конных лучников выехал из дубовой рощи слева от дороги и приблизился к тому месту, где остановились три рыцаря. За лошадьми, спотыкаясь и подпрыгивая, чтобы не упасть, брели два жалких мужика. Один был высок, худ и светловолос, другой — мал ростом и темен волосом, но оба в таких колтунах, так грязны и оборванны, что походили больше на диких животных, чем на людей.
— Что это значит? — спросил Ноулз. — Разве я не приказывал вам не трогать никого из поселян?
Командир лучников, старый Уот Карлайл, показал меч, перевязь и кинжал.
— С вашего позволения, сэр, — сказал он, — я увидел, как они блеснули, и подумал, что это неподходящее оружие для рук, которым должно держать лопату и плуг.
А когда мы их нагнали и схватили, то увидели на оружии крест Бентли, а ведь это крест того мертвого копейщика на дороге. Значит, это они и есть те негодяи, что его убили, и мы должны свершить правосудие.
И в самом деле, на мече, перевязи и кинжале сияли серебряные кресты, которые англичане видели на доспехах убитого. Ноулз с каменным лицом посмотрел на крест, потом на пленных. Под его беспощадным взглядом они с воем упали на колени, что-то выкрикивая на языке, которого никто не понимал.
— Наш долг — сделать дороги безопасными для передвижения англичан, — сказал Ноулз. — Эти люди должны умереть. Повесьте их на том дереве.
Он указал на дуб у дороги, а сам поехал дальше, продолжая разговор с рыцарями. Но старый лучник нагнал его и обратился с просьбой:
— С вашего позволения, сэр Роберт, лучникам хотелось бы казнить этих людей на свой манер.
— Мне все равно, убивайте их как хотите, — небрежно ответил Ноулз и не оглядываясь поехал дальше.
В то суровое время человеческая жизнь стоила дешево: солдат разбитой армии или команду захваченного судна убивали, не раздумывая о милости победителя, не задаваясь никакими вопросами. Война была жестокой игрой, ставкой в ней была смерть; выигравший предъявлял права, проигравший платил. Пощады мог ожидать только рыцарь: за него можно было получить выкуп, а потому живой он ценился больше, чем мертвый. Для людей, прошедших такую школу, где смерть всегда витала над их головами, убить двух крестьян было, надо думать, пустым делом.
Однако в этом случае у лучников были особые причины желать, чтобы расправу передали им в руки. Еще со времени спора на «Василиске» между старым и лысым мастером Бартоломью и длинным Недом Уиддингтоном не утихала вражда, закончившаяся столкновением в Динане, когда не только они сами, но и дюжина их товарищей были повержены на булыжную мостовую. Спор разгорелся вокруг того, кто из них более сведущ в луках и кто лучше стреляет, и вот теперь какие-то умники предложили разрешить его раз и навсегда весьма жестоким образом.
В двухстах шагах от дороги поднимался густой лес; между ним и дорогой, на которой толпились лучники, лежала ровная, поросшая травой лужайка. Крестьян отвели по ней на пятьдесят ярдов от дороги и поставили лицом к лесу, держа на привязи. Те послушно стояли, то и дело испуганно и удивленно оглядываясь назад, где шли какие-то приготовления.
Старый Бартоломью и великан йоркширец вышли из рядов и встали рядом, держа в левой руке луки, а в правой по одной-единственной стреле. Они аккуратно натянули и смазали перчатки для стрельбы и закрепили ремни. Потом сорвали и подбросили в воздух несколько травинок, чтобы определить силу ветра, осмотрели все снаряжение, повернулись боком к отметке и широко расставили ноги для упора. Все это время на них со всех сторон сыпались советы и шутки товарищей.