– Стиль?
– Ну, как она соединяет слова в предложении.
– Я не уверена, что поняла вас правильно.
– У вас нет ее писем? Сочинений? А запись ее голоса была бы...
– Да, у меня есть пленка, которую она наговаривала для отца, – перебила Крис. – Она хотела отослать ее вместо письма, но так и не закончила. Возьмете ее?
– Да, и еще мне нужна история болезни, записанная в Бэрринджере.
– Послушайте, святой отец, я уже прошла через все это, и...
– Да-да, я понимаю, но мне их нужно просмотреть для себя. – Значит, вы все еще против изгнания?
– Я только против того, что принесет вашей дочери больше вреда, чем пользы.
– Но вы сейчас говорите как психиатр?
– Нет, я говорю и как священник. Если я пойду в церковь за разрешением на изгнание беса, то первым делом я должен буду дать существенные доказательства того, что у вашей дочери не обычное психическое расстройство. Потом мне нужны будут данные, исходя из которых церковь признает, что она одержима.
– Например?
– Еще не знаю, надо почитать книги.
– Вы шутите? Мне казалось, что вы в этом разбираетесь.
– Возможно, вы сейчас знаете об одержимости больше, чем большинство священников. А пока что скажите, когда вам смогут прислать записи из больницы?
– Если будет нужно, я найму самолет.
– А пленка?
Крис встала:
– Пойду поищу.
– И еще кое-что, – добавил Каррас. – Та книга, о которой вы говорили, с главой об одержимости, вы не вспомните, когда Регана ее читала: до начала болезни?
Крис сосредоточилась, постукивая по зубам ногтями.
– Мне помнится, она что-то читала, перед тем как это дерьмо... как эта ужасная штука началась, – быстро поправилась она. – Но я не могу сказать точно. Думаю, что она ее читала. То есть я в этом уверена. Абсолютно уверена.
– Я бы хотел просмотреть эту книгу. Вы мне ее дадите?
– Она ваша. Ее взяли в вашей библиотеке. Я сейчас принесу. А пленка, по-моему, внизу. Я скоро вернусь. – Крис вышла из кабинета.
Каррас отсутствующе кивнул, рассматривая узор на ковре. Прождав Крис несколько минут, он встал, прошел через кабинет и остановился в темном холле. Дэмьен словно застыл в другом измерении; засунув руки в карманы, он уставился в никуда и слушал доносившиеся сверху звуки; то хрюканье свиньи, то вой шакала, то шипение и икание.
– А, вы здесь! А я искала вас в кабинете.
Каррас обернулся и заметил, что Крис включает свет.
– Вы уходите? – Она подошла к нему, держа книгу и пленку.
– Боюсь, что да. Мне нужно подготовиться к завтрашней лекции.
– Вы читаете лекции? Где?
– В медицинской школе. – Дэмьен взял у нее книгу и пленку. – Я приду к вам завтра, днем или вечером. Но если случится что-нибудь непредвиденное, звоните мне в любое время. Я попрошу телефонистку на коммутаторе, чтобы вас со мной соединили.
Крис кивнула. Иезуит открыл дверь.
– Как у вас обстоит дело с медикаментами?
– Пока хорошо, – успокоила она священника. – Нам выписали рецепт на бланке, который каждый раз возвращают.
– Вы больше не будете вызывать врача?
Крис прикрыла глаза и чуть заметно покачала головой. – Вы же знаете, я не терапевт, – предупредил Каррас. – Я не могу, – прошептала она. – Не могу.
Священник чувствовал, как в ней поднимается тревога. – Вы понимаете, что рано или поздно мне придется рассказать обо всем высшему духовенству, особенно если я буду бывать здесь по ночам?
– Это так необходимо? – Крис нахмурилась.
– Иначе это будет выглядеть несколько странно, вы не считаете?
Крис опустила глаза.
– Да, я понимаю, что вы хотите сказать, – пробормотала она.
– Вы не против? Я расскажу только самое необходимое. Не волнуйтесь. – Иезуит попытался успокоить ее. – Больше никто не узнает.
Крис подняла свои измученные глаза и, встретившись с его грустным взглядом, прочитала в нем боль и сочувствие.
– Хорошо, – согласилась Крис.
Она поверила этому взгляду.
Каррас кивнул:
– Мы еще поговорим. Он уже собирался выйти, но замешкался на секунду в дверях, приложил к губам пальцы, о чем-то раздумывая: – Ваша дочь не знала, что я священник? – Нет. Никто не знал, кроме меня.
– Вы знали, что у меня недавно умерла мать?
– Да. Мне очень жаль.
– А Регана знала об этом?
– Нет.
Каррас кивнул.
– А почему вы об этом спрашиваете? – не унималась Крис, удивленно приподнимая брови.
– Это не важно. – Иезуит пожал плечами. – Мне просто хотелось узнать.
Он посмотрел на актрису, в его глазах мелькнула тревога. – Вы ночью спите?
– Да, немного.
– Принимайте таблетки. Вы пьете либриум?
– Да.
– Сколько? – поинтересовался Каррас.
– По десять миллиграммов, два раза в день.
– Принимайте по двадцать. Попробуйте пока не заходить к дочери. Чем чаще вы ее видите в таком состоянии, тем скорее начнете неправильно судить о ней. Лучше оставайтесь в неведении. И успокойтесь. В состоянии нервного расстройства вы ей ничем не поможете. Да вы и сами это знаете.
Опустив глаза, Крис грустно кивнула.
– А теперь, пожалуйста, ложитесь спать, – тихо попросил священник. – Прямо сейчас идите и ложитесь.
– Да, хорошо, – послушно согласилась Крис. – Хорошо. Я вам обещаю. – Она попыталась улыбнуться. – Спокойной ночи, святой отец. Спасибо. Спасибо вам большое.
Секунду он молча смотрел на нее, потом повернулся и быстро вышел.
Крис, стоя в дверях, наблюдала за священником. Когда он перешел через улицу, она вдруг поняла, что сегодня Каррас остался без обеда.
Заметив, что он опускает закатанные рукава, Крис забеспокоилась, не холодно ли ему.
На углу Проспект-стрит и П-стрит иезуит уронил книгу и резко остановился, чтобы поднять ее, потом обогнул угол и скрылся из виду. Глядя ему вслед, Крис почувствовала облегчение. Она не заметила, что в легковой машине, стоящей рядом с ее домом, сидит Киндерман.
Крис закрыла дверь.
* * *
Каррас принял душ, сел за письменный стол и обнаружил блок сигарет «Кэмел» без фильтра, а рядом с ним два ключа: один с отметкой «Лингафонная лаборатория», а другой – «Холодильник столовой». Ко второму ключу была приложена записка: «Лучше это сделаешь ты, чем крысы». Каррас прочитал надпись и улыбнулся: «Леденцовый мальчик». Он отложил записку, снял часы и положил их перед собой на стол. Было 12 часов 28 минут ночи. Каррас начал читать. Фрейд. Маккасланд. «Сатана». Тщательные исследования Ойстраха. Чтение он закончил уже под утро. Глаза нестерпимо болели. Каррас взглянул на пепельницу, переполненную пеплом и смятыми окурками. Дым густой пеленой повис в воздухе. Он встал, медленно побрел к окну, открыл его, вдохнул полной грудью свежий утренний воздух и задумался. У Реганы выявились физические признаки одержимости. Он не сомневался в этом. Во всех приведенных случаях, независимо от эпохи и места нахождения больного, симптомы одержимости всегда были одни и те же. Некоторые из них, правда, у Реганы еще не проявились: пятна на теле, желание есть непригодную к употреблению пищу, нечувствительность к боли, громкая и продолжительная икота. Но остальные выявились в достаточной степени: непроизвольное мышечное возбуждение, зловонное дыхание, обложенный язык, раздутый живот, раздражение на коже и слизистых оболочках. Но, что более важно, налицо были основные симптомы, наличие которых Ойстрах относил к «истинной» одержимости: поразительные перемены в голосе и чертах лица в сочетании с появлением новой личности.