– Какая дозировка?
– Сегодня ей ввели 400 миллиграммов, святой отец.
– Четыреста?
– Да, иначе нам не удалось бы надеть на нее эти ремни. Мы с трудом все вместе...
– Вы дали ей 400 миллиграммов за один раз?
– Ну да. Регана такая сильная, вы не поверите.
– Она получает питание?
– Нет, святой отец. Только сустаген во время сна. Но она выдернула трубку.
– Выдернула?
– Сегодня.
Каррас забеспокоился и серьезно произнес:
– Она должна быть в больнице.
– Я не могу этого сделать, – безжизненным голосом ответила Крис.
– Почему?
– Просто не могу! – повторила она. – Нельзя допустить, чтобы еще кто-то был в этом замешан. Она... – Крис глубоко вздохнула. Потом медленно выдохнула воздух. – Она кое-что сделала, святой отец. Я не могу рисковать. Никто не должен об этом знать. Ни врач... ни сиделка. – Крис взглянула на Карраса. – Ни одна душа.
Нахмурившись, священник выключил воду. Что, если человек, скажем, преступник... Он опустил голову.
– Кто дает ей сустаген? Либриум? Другие лекарства?
– Мы сами. Доктор показал нам, как это делается.
– Но вам будут необходимы рецепты.
– Кое-чем вы смогли бы нам помочь, святой отец, ведь верно?
Каррас повернулся к Крис, встретил ее запуганный взгляд и прочел в нем какой-то необъяснимый, тайный ужас.
– Святой отец, на что это похоже? – спросила Крис. – Вы думаете, что она одержима?
– А вы?
– Я не знаю. Я считала вас специалистом.
– Что вы знаете об одержимости?
– Только то, что прочитала. И еще то рассказали врачи.
– Какие врачи?
– В больнице Бэрринджер.
– Вы католичка?
– Нет.
– А ваша дочь?
– Нет.
– А какой религии вы придерживаетесь?
– Никакой, но я...
– Зачем же вы тогда пришли ко мне? Кто вам посоветовал? – Я пришла, потому что мне некуда больше идти! крикнула Крис взволнованно. – Никто мне не советовал!
– Вы говорили, что вам посоветовали обратиться ко мне психиатры.
– Я уже не знаю, что говорила. Я почти потеряла рассудок! – Послушайте, для меня важно только одно: помочь вашей дочери. Но я должен предупредить вас: если вы рассчитываете на ритуал изгнания, как на какое-нибудь лечение потрясением или внушением, то церковь не даст своего разрешения, и вы упустите драгоценное время, мисс Макнейл.
Каррас вцепился в вешалку, чтобы успокоить дрожь в руках. В чем дело? Что случилось?
– Между прочим, я миссис Макнейл, – сухо отрезала Крис. Каррас опустил голову и попытался говорить мягче.
– Видите ли, для меня не важно, что это – бес или психическое расстройство. Я сделаю все, чтобы помочь девочке. Но мне нужно знать правду. Пока что я только пробираюсь в темноте. Почему бы нам не спуститься вниз, где мы смогли бы поговорить? – Он повернулся к Крис и ободряюще улыбнулся ей. – Я бы выпил чашку кофе.
– А я бы выпила что-нибудь покрепче.
Они устроились в кабинете. Каррас сел в кресло у камина, а Крис – на диван. Она рассказала священнику историю болезни Реганы, аккуратно опуская все, что касалось Дэннингса.
Каррас слушал, лишь изредка перебивая ее, чтобы задать вопрос. Он кивал головой и время от времени хмурился.
Крис призналась, что вначале действительно считала, будто изгнание может подействовать как потрясение.
– А теперь я и сама не знаю, – засомневалась она. Ее веснушчатые руки нервно вцепились в колени. – Я просто не знаю. – Крис взглянула на задумавшегося священника. – А что вы думаете, святой отец?
– Вынужденное поведение, вызванное чувством какой-то вины и, возможно, основанное на раздвоении личности.
– Святой отец, мне уже говорили о подобной чепухе! Как же вы можете предполагать это после виденного?!
– Если бы вы наблюдали столько пациентов в психиатрических больницах, сколько я, вы утверждали бы это так же легко, – убедительно возразил Каррас. – Пойдем дальше. Одержимость бесами – ладно. Давайте представим, что это возможно и иногда случается. Но ведь ваша дочь не говорит, что она бес, а уверяет, что она сам дьявол, а это равносильно тому, как если бы она утверждала, что она Наполеон! Понимаете?
– Тогда объясните стук и все прочее.
– Но я не слышал стука.
– Его слышали в больнице, святой отец, это было не только здесь, в доме.
– Возможно, но, чтобы объяснить его, вовсе не обязательно привлекать сюда чертей.
– А что же? – потребовала Крис.
– Психокинез.
– Что?
– Вы слышали о том, что происходит на сеансах спиритизма, не правда ли?
– Когда призраки и души швыряются вещами и двигают блюдечко?
Каррас кивнул.
– Это встречается не так уж редко и обычно получается у эмоционально неуравновешенных подростков. Очевидно, невероятное внутреннее напряжение будит невидимую энергию, которая и передвигает предметы на расстоянии. В этом нет ничего сверхъестественного. То же можно сказать и о чрезвычайной силе Реганы. Назовите это «разум, преобладающий над материей», если хотите.
– Лучше я назову это кошмаром.
– Ну, в любом случае подобное встречается за пределами одержимости.
– Черт возьми, это прекрасно, – тихо пробормотала Крис. – Вот мы сидим здесь: я атеистка, а вы священник и...
– Лучшее объяснение любому явлению, – перебил ее Каррас, – всегда то, что проще других и включает в себя все – Конечно. То есть я считал, что вы сами это знаете.
– Может быть, я глупа, – парировала Крис, – но объяснение, будто «что-то непонятное в чьей-то голове подбрасывает блюдце к потолку», мне тоже ничего не дает! Так что же это? Можете вы объяснить, ради всех святых?
Каррас задумался и откинулся на спинку кресла. – У Реганы низкий голос? – поинтересовался он. – Нет, я бы даже сказала – очень высокий.
– У нее не раннее развитие?
– Нет. Среднее.
– А что она читает?
– В основном Нэнси Дру и комиксы.
– А сама манера разговаривать сильно отличается сейчас от ее обычной речи?
– Полностью. Она не употребляла и половины слов, которыми пользуется теперь.
– Нет, я имею в виду не содержание речи, а стиль.