Отец ворчит по поводу мировой политики — в Мафекинге и Ледисмите хорошенькая заварушка, хотя не нужно верить всему, что об этом пишут, проклятые газетчики расскажут вам все, что угодно… Англо-немецкий альянс обречен, помяните мое слово, этот фон Булов не годится для них в качестве канцлера…
Моим двум младшим сестрам уже позволяют выходить из классной комнаты и разрешают спускаться к ужину, кроме вечеров, когда приглашены гости. Они вместе хихикают над модными книгами и играют джаз на пианино, когда отца нет рядом… Каролина умеет танцевать мазурку и обещает научить меня…
Меня все это очень успокаивает.
После завтрака сказала маме, что Мэйзи думает устроиться на работу в церковный приют в Северном Лондоне, потому что хочет помогать детям. Сказала, что собираюсь пойти в Мортмэйн, чтобы она могла посмотреть там детей.
Чувствовала себя чудовищно виноватой, потому что мать, чистая душа, подумала, что это так заботливо и ответственно с моей стороны, и заметила, что девушки на кухне неизменно неблагодарны, всегда хотят уйти, как раз когда ты научил их быть достаточно полезными, хотя в случае Мэйзи никто не будет возражать против такого достойного намерения.
— И хотя я верю, что в Мортмэйне есть дети-сироты, говорят, многие другие его жители слегка придурковатые, — сказала она, понизив голос, и затем напомнила мне, что не нужно волновать Эдварда болтовней о слугах, потому что мужчины никогда не хотят слушать подобные разговоры.
Это надо запомнить, но стоит мне вернуться в тот дом, как через полдня все мамины советы вылетают из головы. «Мужчины любят говорить о своих увлечениях, их нужно слушать и не перебивать…; леди никогда не должна устраивать сцену… не отвечай и постарайся не замечать, если кто-то настолько невежлив, что делает грубое замечание в твоем присутствии…»
Я сказала маме, что Эдвард вообще никогда не интересуется слугами, а интересуется только тем, чтобы ужин подавали вовремя и дом содержали в чистоте.
(Не уверена, что это правда. Как раз перед отъездом из Лондона узнала, что Эдвард подыскал замену Мэйзи, и подозреваю, это немного нахальная девушка.)
Затем мама спросила про Эдварда и вежливо расспросила про его мать, которую она не переносит, хоть нам и приходится притворяться. Как приятно слышать, как мамочка сквозь зубы вежливо говорит про старую крысу.
Мне предложили взять повозку, чтобы съездить в Мортмэйн, и Григгса в качестве кучера: «Ведь ты все еще слаба, Шарлотта», — но я сказала, что Григгс нам не нужен. Правда, я не управляла повозкой с тех пор, как вышла за Эдварда, но вряд ли этому можно разучиться.
Надеюсь, что Мортмэйн-хаус вблизи окажется не Столь отталкивающим, как кажется с дороги.
Позже
Мортмэйн-хаус вблизи еще более отталкивающий, чем он кажется с дороги; вообще-то я думаю, что это самый уродливый и неправильно используемый дом, какой я когда-либо видела.
Нам пришлось оставить повозку у дороги, привязать пони к дереву и подниматься пешком по крутой дороге. Как хорошо для ослабленного здоровья!
Чем ближе мы подходили к зданию, тем больше я начинала испытывать серьезные сомнения в своих планах относительно ребенка Мэйзи-Дэйзи. Это совершенно не было похоже на место, где стоит оставлять беспомощного ребенка, где вообще стоит оставлять кого бы то ни было. Если бы Флой был здесь, он бы начал рассказывать мрачные фантастические сказки об этом месте и его обитателях и о старых деревьях с шишковатыми стволами, которые выглядят так, словно сквозь них проглядывают лица, но я видела только уродливые черные камни, грязные окна, неухоженные кусты и тропинки.
Однако смогла принять бодрый вид для Мэйзи (которая выглядела все более перепуганной с каждой минутой) и сказала, что очень большая ошибка — судить о чем-нибудь по внешнему виду; скорее всего, внутри дом куда более приветливый и светлый.
Она, конечно, не поверила мне, и я ее не виню. Родить ребенка без отца — это уже достаточно плохо, а потом еще и оставить бедную крошку в этом мрачном месте. Думаю, сын торговца рыбой сам заслуживал такой перспективы, но это было не в нашей воле.
Густой кустарник заслонял почти весь фасад здания и, скорее всего, создавал ужасную темень в большинстве комнат на первом этаже, хотя кто-то и подрезал часть кустарника, придав ему видимость ухоженности. По мере приближения у меня появилось зловещее ощущение, что мы где-то неправильно повернули, вышли за пределы нашего времени и попали в совершенно иное временное пространство. Помню, как я однажды пожелала, чтобы существовала тропинка в будущее, чтобы я могла предвидеть сложные ситуации и обойти их, и почти подумала, не нашла ли я сегодня днем непреднамеренно одну из таких тропинок. Это меня обеспокоило, но самое тревожное было не то, что мы, возможно, по ошибке выпали из своего времени (читала изумительную книгу мистера Уэллса в прошлом году и с радостью попутешествовала бы сквозь время, хотя, пожалуй, не так далеко, как это сделали герои «Машины времени»!). Нет, самое зловещее было то, что я не могла сказать, были ли мы в прошлом или в настоящем, когда заблудились.
Дверного молотка не было, потому я использовала свой складной зонтик (очень полезные штуки эти складные зонтики) и энергично постучала в дверь. Мы подождали. Еще подождали. Минуты шли, а я думала, что если это будущее, то оно не очень-то приветливое, когда Мэйзи сказала:
— Из дымовых труб идет дым, мэм.
— Где? Ах да, точно. Тогда я осмелюсь сказать, что они просто не услышали наш стук. Дом ведь такой большой. Я думаю, нам нужно попытаться войти, Мэйзи, мы же пришли по совершенно законному поводу.
Поразмыслив, я пришла к выводу, что слово «законный» было не вполне тактичным, учитывая обстоятельства, но Мэйзи, похоже, не заметила.
Так что я потянула за огромное железное кольцо. Дверь сначала слегка сопротивлялась, а потом сдвинулась с места и открылась.
Петли пронзительно завизжали, как тысяча привидений в муках ада, и мы вступили внутрь. Тяжелая старая дверь сама захлопнулась, со стуком встав на место, как могильный камень, который сдвигается только в день Страшного суда; и, если этот звук жители Мортмэйна слышат каждый раз, когда кто-то заходит или выходит, я не удивляюсь, что некоторые из них, как выразилась мать, слегка придурковатые.
Как только дверь закрылась, мы обе застыли, ожидая, что сразу появятся люди и спросят, с чем мы пришли, но нигде ничего не пошевелилось. Чувствовался старый запах плесени и мышей, и повсюду было довольно темно, с болезненной, удручающей мрачностью, что забило меня почувствовать себя так, словно мы попали в тоннель. Но через мгновение мои глаза привыкли, и я увидела, что мы находимся в просторном холле, стены которого были обшиты хорошими старыми панелями; жаль только, что никто не удосужился отполировать или хотя бы вытереть с них пыль. В холл выходило несколько открытых дверей, а в конце его была широкая лестница с прогнутыми невысокими ступенями и прекрасными резными перилами.
Кем бы ни был владелец Мортмэйн-хауса, он явно был человеком проницательным. Припоминаю, отец однажды говорил, что это был какой-то помещик, который принимал участие в «Пузыре южных морей» [12] и потерял все деньги, бедняга, хотя отец никогда не испытывал особой симпатии к рискованному вложению денег: «Это не пристало джентльмену, и ты должна считать, тебе повезло, Шарлотта, что Эдвард такой надежный, когда речь идет о финансовых делах».