И ответь взглядом на взгляд. Не отступай. Смотри на него так же, как он смотрит на тебя. И улыбнись. Робко, с надеждой… Королю нравится быть объектом чужих надежд.
Он ведь красив, о чем прекрасно знает.
Умен. Весел. Обладает легким нравом. И разве не слышала ты, с каким восторгом о нем отзываются прочие? Вглядись в это лицо. И заставь себя любить его так же, как любишь ты обыкновенные черты Шарля.
Все будет замечательно…
И когда в ложе появился слуга с запиской, Жанна уже знала, что ее ждет: еще один шаг на пути к чужой мечте.
Его Величество приглашал Жанну-Антуанетту разделить с ним ужин.
И Жанна ответила согласием.
Леху разбудил звонок. И звонили, что характерно, не Алине, а ему.
– …с добрым утром, – прошелестел голос.
Мерзопакостный, надо сказать.
– И тебе того же, – дружелюбно ответил Леха, перекатываясь на живот.
Алинка ушла… когда только успела. И главное, куда? Надо было сказать вчера, чтобы будила, а то теперь небось бродит по дому неприкаянная. И Машка про нее гадости думает, хотя Леха и пытался донести, что Алинка – она совсем не такая, как Кара.
– Ты? – голос не удивился. Впрочем, вряд ли в зловещем шепоте Лехе удалось бы удивление расслышать.
– Я. Соскучился?
Леха почесал лодыжку, на которой виднелось пятно комариного укуса. Где только посеред осени удалось комара найти?
– Ты вот чего скажи, друг любезный, – раз уж разговор случился, то надо было разговаривать. – Куда ты Кару дел?
– Она это заслужила.
– Замочил, значит?
– Она заслужила. Обе заслужили.
Точно, замочил. И вот не упрекнешь же человека в том, что хорошую женщину жизни лишил. Плохую. Но ведь это еще не повод убивать. Мало ли кто в жизни встретится. Этак и вовсе планету без населения оставить недолго.
– Я тебя найду, – пообещал Леха, борясь с зевком. – И ментам сдам.
Гудки.
А мысль про ментов свежая. Поначалу-то Леха совсем другие планы имел, но теперь вдруг они показались детскими, глупыми. Вроде солидный человек, а туда же, в мстители. Он зевнул, широко, смачно, до скрипа в челюстях. Может, и вовсе на все наплевать?
Уехать в Париж… или Мадрид. Или еще куда… да хоть на кудыкину гору, лишь бы отсюда. Дом продать и построить другой, такой, какой самому хочется, чтобы замок и с башней. И с флюгерами. А там, глядишь, как-нибудь и устаканится.
Чем больше Леха думал, тем яснее понимал, что именно этого ему и хочется. Он оделся и спустился, надеясь, что Алинка еще не успела непоправимо обидеться. Она же, как выяснилось, и вовсе не обижалась, но, устроившись на кухне, – безумное пространство, которое вызывало у Лехи приступы головокружения, – мирно пила утренний кофе с Машкой.
И блинчиков наделала конвертиками.
Леха зажмурился и глаза потер.
Не исчезло: ни блинчики на огромном, с тележное колесо, блюде, ни кружевные салфетки, ни кружки высокие, ни сама Алинка. В мятой футболке и джинсах она была такой родной, близкой, словно всегда – предыдущие дни, месяцы и годы – сидела вот на этом самом стуле, за этим самым столом…
– Привет, – сказала она и улыбнулась, что тоже было правильно. – Садись. Тебе чай сделать или кофе?
– Сидите, я сама, – Машка поднялась и погрозила Лехе пальцем.
Ну лишь бы ничего не рассказала. Если расскажет, то… конец всему. Нет уж, Леха теперь наизнанку вывернется, но не позволит этой новой для него жизни закончиться.
Но домечтать не позволили.
– Алексей Петрович, – судя по голосу, Егор нервничал, чего с ним прежде не случалось. – Мне неловко вас беспокоить, но обратиться больше не к кому. Меня арестовали.
– За что?
– За убийство Александры.
Вот тебе и утречко. Даже позавтракать не дали, ироды.
Леха уехал, ничего не объяснил, только блинов с собой набрал в целлофановый пакет, сказав, что ехать долго, а он – голодный. И когда голодный, то ничего не соображает. Ему же соображать надо, потому как ситуация выходит из-под контроля.
Какая ситуация?
Алина набрала Дашкин номер, но та, пусть бы и позвонившая сама с утра да со странными вопросами, теперь отключилась. И пусть в этом не было ничего необычного, но Алина ощущала связь между Дашкиным звонком, нынешним молчанием и Лехиным стремительным отъездом.
А еще бабочками…
Ну вот и чем ей заняться?
Не ногти же красить, в самом-то деле, тем более что ногти красить Алина не умела – вечно умудрялась или смазать, или неровно лак положить, а то и вовсе на себя вывернуть.
– Скажите, – Алина подозревала, что вопрос прозвучит не слишком умно. – А отсюда до остановки далеко?
– Какой остановки?
– Автобусной… я бы в город съездила.
Привезла фен. И остальное… зайца недошитого. Ноут с выкройками. И Дашку навестила бы. Небось от личной встречи отмазаться сложнее, чем от телефонного звонка.
– Километров пять, – ответила Мария, глядя со странным выражением. – Но если в город, то в гараже машина стоит. Если, конечно…
– Что?
– Ничего. Бери и езжай себе.
Вряд ли это удобно. И без разрешения.
– Бери, бери, – Мария отправила чашки в посудомоечную машину, а остатки блинчиков – в холодильник. – Мне эта игрушка не по чину, а Леха на ней точно ездить не будет.
Причина стала ясна при одном взгляде на машину – крохотный «Фольксваген»-«жук» ярко-красного цвета был явно не для Лехиных габаритов.
– Новая почти, – Мария принесла документы и ключи. – Кара на ней раза три прокатилась… потом другую захотела. Ты извини, что я тебя так встретила. После этой… твари в людях только мерзкое и видится. Лешка, он вроде умный, но доверчивый. Я ему говорила, что она дрянь… а он не слушал. Как околдовала. Принцесса, чтоб ее… дворянка…
– Кто?
– Карина. Ходила, нос выше крыши задирая. Мол, она тут голубых кровей, – Мария потерла руку об руку, точно желая стереть с кожи нечто мерзкое, неприятное. – А мы все – чернь… только и годны, чтоб ее капризы исполнять. Тьфу.
Она плюнула на пол, и Алине стало неудобно оттого, что ее, Алины, желание прокатиться в город вызвало у этой женщины столь неприятные воспоминания.
– А фамилию Карины вы не подскажете?
– Тебе зачем?
– Так… просто…
Алина редко посещала собрания, да и бабушкины рассказы слушала вполуха, но запомнила бы имя. И если уж речь шла о сходстве, которое и привлекло в ней Леху, то бабушка тоже это сходство заметила бы. А заметив, непременно стала бы выяснять, что за человек такой…