Хорошо бы боялся…
– Ты не будешь против, если я Таську заберу? Ненадолго ведь… мы потом вернемся.
Он вдруг сжал руку, сильно и больно.
– Я тебя не отпущу.
Ехал молча. Злой. И Алину тянуло погладить его, но мама наверняка не одобрит подобной вольности. Мужчинам нужна твердая рука. И регулярная кормежка.
Уже в зале мама все-таки всхлипнула и обняла Алину так, будто видела в последний раз.
– Все будет хорошо, девочка моя…
И Алина ей поверила: она всегда верила маме.
Марта родилась на свет красавицей. Ее матери, женщине обыкновенной, повитуха так и сказала:
– Погляди, до чего хороша!
Ребеночек и вправду был прелестным – пухленьким и с золотыми волосиками, что, однако, лишь усугубило подозрения супруга, который обладал шевелюрой черной. И никакие уговоры – матушка Марты ссылалась на свою сплошь светловолосую родню – не спасли ее от скорой расправы.
Впрочем, к девочке супруг не проявлял обычной своей жестокости, принимая ее как неизбежное зло и повод выместить злобу на матери.
Марта росла быстро, словно понимая, что не стоит ей надолго задерживаться в отцовском доме. И когда выросла настолько, что появилась грудь, которую уже никак невозможно было скрывать под просторными рубахами, отец ушел из дома. А вернулся спустя два дня, довольный и в новых сапогах.
– Радуйся, – сказал он Марте. – Я нашел тебе работу в хорошем доме.
Мать завыла, но, получив затрещину, смолкла. Да и, признаться, давно она уже ждала чего-то подобного. И мысленно не раз, не два попрощалась с дочерью.
Поплакав для порядку, матушка расчесала светлые косы Марты, вплела в них ленту и велела:
– Подарков требуй, и побольше. А то на что потом жить станешь?
– С кого?
– С кем приведется, с того и требуй.
За Мартой пришел господин пресолидного вида. Он был дороден и одет нарядно, а на голове носил парик из белых волос.
– Как тебя зовут? – поинтересовался господин, разглядывая Марту через стеклышко на палочке. И она прямо оробела.
– Марта, господин.
– Читать умеешь?
– Нет.
– И писать, значит, не умеешь… а петь?
Пела Марта хорошо, все хвалили, и даже отец, который редко снисходил до того, чтобы признать за Мартой хоть какой-то талант, и тот говорил, будто голос у нее хороший.
– Спой.
Она подчинилась, стараясь, как никогда прежде.
– Нимфою будешь… – сказал господин и велел идти за собой.
Марта подчинилась. Ей не было страшно, она предполагала, что ждет ее впереди – уличная жизнь способствовала раннему просвещению и вносила коррективы в вопросы морали. Ей лишь хотелось, чтобы господин этот не был сердитым или строгим. Он и не выглядел таковым. А подарки… подарки Марте дарили редко. Но вдруг да господин пожелает сделать ей приятное?
Но чаяниям Марты не суждено было сбыться. Ее привели в домик пренарядного вида.
– Здесь пока жить станешь. Учиться. Помойся. Вечером придет госпожа. Слушай ее во всем, и твоя жизнь, девочка, переменится самым чудесным образом.
– Буду рада услужить вам.
– Вот и умничка.
У Марты никогда прежде не было своей комнаты, тем более такой роскошной! Тут и кровать имелась! С периной и простынями. Нет, в отцовском доме тоже была кровать, но для родителей. Марта же спала с сестрами на полу…
Мыться ей тоже помогали, как будто знатной госпоже. Пожилая женщина натирала тело докрасна, потом мазала чем-то, снова натирала, пока кожа не обрела чудесную белизну. И мягкой такой, верно, она была лишь в первые дни после рождения.
Волосы Марте расчесали.
И нарядили в длинную сорочку.
– Хороша, – сказала женщина, добавив: – Постарайся понравиться госпоже. И госпожа сделает так, что ты никогда больше не будешь нуждаться.
Искомая госпожа, имени которой Марте не сказали, появилась за полночь. Но Марта, пусть бы и неимоверно желала спать, всячески гнала от себя сон. При появлении госпожи она вскочила и поклонилась.
– Доброй ночи, госпожа…
– Жанна…
– Госпожа Жанна.
Женщина сняла плащ, и Марта застыла в восхищении. Ее называли красивой? О нет, вот настоящая красота, по-благородному изысканная. На такую гляди – не наглядишься. А уж платье до чего замечательное.
– Нравится? – спросила госпожа. Говорила она мягко, смотрела ласково. И Марте захотелось сделать что-то хорошее для этой замечательной женщины.
– Очень, госпожа!
– И у тебя такое будет.
У Марты? О нет, госпожа ошибается. Где это видано, чтобы девица самого простого рождения, пусть бы и везучая – а Марта уже не сомневалась, что ей несказанно свезло, – носила подобное.
– Если станешь меня слушать и делать то, что я скажу.
– Да, госпожа!
– Ты кажешься мне разумной девушкой. Но тебе надо немного… подучиться. Это несложно. Главное, будь внимательна.
Марта тотчас пообещала, что никого более внимательного и благодарного госпожа не сыщет!
Новая жизнь ее стала похожа на сказку. Марте больше не приходилось вскакивать спозаранку, чтобы помочь матери прибраться. Не было ворчащего и вечно недовольного отца. Сестер, которые только и делали, что ругались… и есть позволяли досыта. Расчесывали, одевали, будто Марта вовсе дитя. Но она ничему не перечила. А учителю – тому самому господину, который привел Марту в этот дом, – и вовсе старалась угодить, правда, несмотря на все старания, он был недоволен.
Ну да, у Марты память цепкая, и буковки она с ходу запомнила, а вот что с ними дальше делать… Или вот не выходило у нее красивые позы принимать. Марта уж на что себя измучила, выгибаясь то так, то этак, а ему все неладно!
– Тоньше надо! Изящней!
Не кричит, конечно, но голос скрипучий от недовольства. И тросточкой этак по ладони постукивает, лучше бы просто ударил.
Зато с пением все ладится лучше некуда. Марта и рада…
На сей раз госпожа появилась утром, и в свете дня Марта приметила необычайную бледность. Конечно, все благородные дамы бледны, но эта – как-то чересчур.
И глаза блестят, точно у больной…
– Мне сказали, что ты очень старательная девушка, – Жанна держала платок у губ, и этот жест настораживал Марту, заставляя думать о плохом. – Меня это радует. Я в тебе не ошиблась.