Вторая назначала полковника де Лотрека командиром 2-го полка морской пехоты в Кохинхине, где адмирал Риго де Женульи только что взял Пехио, и приказывал ему оставить командование 4-м полком немедленно по получении депеши.
Третья назначала Бертье командиром 4-го полка с приказанием дать знать о своем назначении войскам и вступить в должность сейчас же по получении депеши.
Вторая часть этой депеши строжайше предписывала ему при малейшем сопротивлении со стороны губернатора и полковника де Лотрека арестовать их, немедленно отправить во Францию на авизо «Сюркуф», который находился на рейде Пондишери, принять управление колонией и исполнять должность губернатора.
Эти депеши сразили де Марси и полковника де Лотрека и привели в отчаяние все войско, ибо полковник Бертье, скрыв вторую часть депеши, которую он должен был показать только в случае сопротивления, немедленно отправился к губернатору и полковнику де Лотреку и сообщил им первую часть.
Все произошло тихо и мирно, и в четверть десятого полковник Бертье, буквально следуя приказу, принял командование полком.
Губернатор не желал портить удовольствие приглашенным, и вечер шел своим порядком, но, как мы уже видели, хозяин с нетерпением ждал окончания скучной церемонии приема гостей и затем отправился на веранду к ждавшему его там полковнику.
— И я разделяю ваше нетерпение, мой милый друг, — сказал де Марси. — Прошу вас, когда мы беседуем наедине, откиньте в сторону мой титул губернатора; к тому же он лишь наполовину принадлежит мне, ибо я заменяю вашего друга де Монморена, а через несколько дней и совсем не будет принадлежать мне, когда я вернусь во Францию «согласно прошению». Странное смягчение формулировки, которая становится грубой, принимая во внимание сухой приказ вернуться.
Молодой губернатор — ему было не более тридцати двух лет — произнес эти слова тоном, полным горечи, и через несколько минут продолжал:
— Не будете ли любезны пройти ко мне в кабинет, мы там можем побеседовать на свободе.
— Охотно, мой друг, — отвечал полковник.
И он последовал за губернатором в его любимую комнату, служившую курительной и кабинетом.
— Да, — начал де Марси, как только дверь плотно закрылась за ними, — какой удар для нас и особенно для бедного де Монморена!..
— Здесь наверняка кроется предательство!
— Мне пришла в голову та же мысль.
— Вы кого-нибудь подозреваете?
— Нет! Не Бертье ли, хитрая лиса, замешан тут?
— Я не считаю его способным на это… Такой образ действий не достоин мундира.
— Чего не сделаешь, чтобы получить чин полковника?.. Вы знаете, он никогда не добрался бы до него. Если это он, то вовремя догадался.
— Я стою на своем и уверен, что он не причастен к этой подлости; это хороший служака и честный человек. Такие качества не мирятся с изворотливыми и льстивыми речами доносчиков.
— Простите, что я подозревал его, я слишком мало его знаю. Чтобы там ни было, все это случилось не иначе, как по доносу, и тот, кто взялся за это, во всяком случае хорошо осведомлен… Нам ничего не остается, как повиноваться.
— А я еще так радовался случаю отплатить англичанам за все зло, которое они нам сделали!.. Вы сказали, надо повиноваться… а между тем… если пожелать…
— Объясните вашу мысль…
— Если бы поддержать друг друга… Можно было бы сказать, что депеша была получена через час после ухода войска… Такой прекрасный случай ведь не повторится больше!
— Я готов со своей стороны сделать все, чего вы желаете… Но надо убедить Бертье. Считаете ли вы это возможным?
— Ни в коем случае!.. Бертье, как вы знаете, прошел все степени. Это один из тех старых педантов, рабов приказа, которых ничем не убедить, ничем не сломить, особенно если результатом такого приказа является чин полковника, который он не мог надеяться получить. Не ждите от него никаких уступок… Но можно обойтись и без него.
— Не понимаю вас.
— Четыре капитана полка приходили ко мне час тому назад и сказали мне, что ничто не изменилось в намерениях офицеров и солдат, и если я соглашусь стать во главе полка, все последуют за мной при звуке труб и барабанов.
— А вы что ответили?
— Я попросил разрешения подумать до полуночи… Что вы посоветуете мне?
— Так как вы уже заранее готовы были пожертвовать своей служебной карьерой, то я согласился бы на вашем месте.
— В добрый час! Сказано хорошо. В тот день, когда мы вернем Франции не только старые ее владения, но еще и протекторат над Бенгалией и Лахорским королевством, которое мы оставим Нана-Сахибу, — какую славу мы пожнем!.. Надо только занять чем-нибудь Бертье до утра, чтобы он не помешал нам. Я знаю его… Если он захватит нас, когда мы будем уходить, и его новый полк откажется повиноваться ему, он способен прострелить мне голову…
— Если только вы допустите его до этого.
— Само собой разумеется! Но какой шум поднимется! Лучше не доводить до скандала, займите его здесь до двух часов; этого достаточно, а там уже казармы будут пусты.
— Постараюсь.
— Посмотрим, господа англичане! Судя по тому, что мне сказал посланный де Монморена, мы должны будем прежде всего взять в плен генерал-губернатора Лоуренса, который находится в Биджапуре с весьма небольшим отрядом. Недурное начало компании!
— Любезный полковник, скоро полночь и время дорого. Если вы хотите захватить двенадцать пушек из казарм и двадцать четыре с набережной, не теряйте времени.
— Ухожу, милый друг! Дай бог мне успеха! Я отдал бы свою жизнь, чтобы только видеть, как будет развеваться французский флаг в Мадрасе, Бомбее и Калькутте.
— Обними меня, Лотрек! Бог знает, увидимся ли мы когда-нибудь…
Они крепко обнялись и затем расстались. Полковник вышел в сад, где его ждали капитаны.
Де Марси после ухода де Лотрека отправился искать по всем салонам нового полковника; он нашел его на веранде, где тот беседовал с таким же, как и он, старым служакой, комендантом города, и попросил его зайти к нему в кабинет перед окончанием бала.
— К вашим услугам, господин губернатор, — отвечал старый солдат.
Он точно явился на свидание. Было уже около половины второго утра, и все уже разошлись; это был один из тех семейных вечеров, которые устраивались каждую неделю и где участвовали одни только служащие. Настоящие балы, устраиваемые для всей колонии, продолжались обычно до утра.
Губернатор был один, и Бертье увидел на столе шахматы, самые лучшие сигары и бутылку шартреза. Все три его слабые струнки его были затронуты: ликер изерских монахов, тончайшие продукты Гаваны и шахматы, детище Индии.
— Милейший полковник, — сказал де Марси, — мне захотелось попросить вас посидеть немного со мной. Я давно уже собираюсь обыграть вас в шахматы… Вы, говорят, большой мастер на этот счет… И весьма естественно — ведь это прообраз воинского искусства.