На Таймс-сквер толпой валили приезжие и туристы, чтобы посмотреть на то, чего они в своем захолустье не могли увидеть ни при каких обстоятельствах. И если у них обшаривали карманы или кто-нибудь привозил домой какую-нибудь интересную болезнь – так ведь такова жизнь в большом городе. Это знал город, знали приезжие, и все были довольны.
Но потом все изменилось. Городом начал управлять мэр, по прозвищу Микки Маус, который превратил Таймс-сквер в подобие городского «Диснейленда». Все восхищались, говорили, что это чудесно, и в городе стало безопаснее, чем прежде. И Пол Хейген догадался, что, наверное, так оно и есть, по крайней мере для большинства. Но как насчет таких, как Джинкс? Куда ей теперь податься, если Полу приказано гнать отсюда отребье в шею? Пусть идет куда хочет, лишь бы здесь глаза не мозолила. Раньше он просто обеспечивал порядок, стараясь, чтобы такие, как Джинкс, не причиняли людям вреда. Теперь Полу было предписано следить за тем, чтобы никто не знал, что такие, как она, вообще существуют. Так что Пол Хейген не унимался, хотя ничего против нее не имел.
– Давай, пошла отсюда, – повторил он. – Ты же не новенькая.
Да, новенькой Джинкс не была. Она приехала сюда три года назад из Алтуны, маленького городка на западе Пенсильвании, спасаясь от маминого дружка. Джинкс было всего двенадцать лет, но он, видимо, решил, что она сексуальнее мамы. Возможно, так оно и было. Фигура у нее была определенно лучше маминой, о чем Элвин – так, кажется, звали этого сукина сына – нашептывал ей, когда лапал каждую ночь после того, как мама напивалась до одури и отключалась. Однажды Джинкс не выдержала и отключила самого Элвина, стукнув бутылкой по черепу так, что та раскололась. Затем выбежала на дорогу и принялась голосовать. Примерно сотню миль пришлось проехать с одним пожилым мерзавцем. Правда, он всего лишь демонстрировал свой член, а делать что-либо с ним ее не заставлял. И на том спасибо. Джинкс сбежала от него на заправочной станции в Милтоне, затем села в автобус, который привез ее в Нью-Йорк. Вначале околачивалась на автобусной станции, спала в кресле, ела в закусочной, где и познакомилась с женщиной, которая стояла за стойкой. Кажется, ее звали Мардж. Она и наградила ее этим прозвищем – Джинкс. Вообще-то девочку звали Эмбер, Эмбер Джанкс.
– Боже, как мне тебя жаль, – вздохнула Мардж, когда Эмбер рассказала ей о своих злоключениях. – Мне не нравится, как звучит твоя фамилия. Джанкс – это некрасиво. Пусть лучше будет Джинкс, так гораздо приятнее.
С тех пор она превратилась в Джинкс и больше не вспоминала об Эмбер Джанкс.
Эмбер Джанкс умерла, а Джинкс была жива, и даже очень. И теперь могла позаботиться о себе.
Вначале ей не везло. Джимми Рамирес, которого она встретила первым, сразу загорелся желанием позаботиться о ней, и Джинкс почти ему поверила. Пока он не стал тащить ее в постель.
– Ладно тебе, дорогуша, – бормотал Джимми Рамирес, делая попытки раздеть Джинкс. – У тебя такое роскошное тело. Мы наживем с ним кучу денег, но прежде я должен тебя научить, как им пользоваться.
Элвин уже научил ее, как им пользоваться, и Джинкс ненавидела эту науку так сильно, что, когда Джимми полез по-настоящему, она притворилась, что млеет от его ласк, а сама нащупывала его нож. Джинкс знала, что он никогда с ним не расстается. Когда через пару дней Джимми нашли мертвым, никто особенно не удивился. Все знали, что он был подонком.
Потом к Джинкс начал клеиться другой. Этому было лет под сорок. Пожилой, но обходительный, совсем не такой, как Джимми. Он был красивый, по-настоящему. Носил отутюженные джинсы и рубашку в клетку. И не предлагал стать ее сутенером. Нет, этот вел себя совсем иначе, пригласил в «Макдоналдс», накормил, а потом как бы невзначай положил руку на колено.
Но Джинкс понимала, что это значит, поэтому просто встала и ушла. А что ей еще оставалось? Зарезать его дерьмовым пластиковым ножом?
Все наладилось, когда она встретила Тилли. Та сразу привела ее домой, вернее, в то место, которое называла домом, и через пару недель Джинкс тоже стала считать его своим. Две большие комнаты неподалеку от вокзала Гранд-Сентрал. Только к ним приходилось добираться по шпалам 42-го пути.
– Не обращай ни на кого внимания, – сказала ей Тилли, когда они вошли в зал ожидания, похожий на огромную пещеру. – Не смотри на людей, и они не будут смотреть на тебя. Не заговаривай с ними, и они не будут с тобой говорить. Просто иди, и транспортные копы тебя не тронут.
Они двинулись через зал и дальше по пандусу к 42-му пути. Наконец Тилли открыла дверь, ведущую на 42-й путь, и начала по ступеням спускаться на платформу. Поездов на путях не было, как и людей на платформах. В воздухе пахло затхлостью. Справа были еще пути и платформы. Слева – низкая стена, а за ней переплетение труб, переходных мостков и лестниц. Через решетку сверху просачивался дневной свет.
– Там наверху – улица, – пояснила Тилли, – на которой я прежде жила.
В конце платформы висел знак, запрещающий проход, но Тилли, не обратив на него внимания, быстро взобралась на перекинутый через невысокую стену мостик. Увидев, что Джинкс медлит, она сказала:
– Увидишь, там не так уж плохо.
Путаница туннелей и проходов приводила Джинкс в ужас. Она шла, ухватившись за руку Тилли. Затем наконец они добрались до дома.
Большая из комнат, примерно двадцать квадратных ярдов, вмещала в себя ржавую плиту, потертый диван и несколько стульев, расставленных у видавшего виды стола. Там был даже телевизор.
– Ну как? – Тилли широко улыбнулась, показав щербатые зубы. – Не так уж плохо, верно?
– А телевизор работает? – поинтересовалась Джинкс. Это было единственное, что ей пришло в голову спросить.
– Не-а. – Тилли пожала плечами. – Но с ним в доме уютнее. И кто знает, может быть, когда-нибудь сюда проведут кабель.
В этой комнате жили шестеро мужчин, но ночью в постель к Джинкс никто залезть не пытался, и она решила остаться.
Джинкс жила здесь уже три года, и за это время Тилли и остальные научили ее многому. Показали мусорные баки во дворах ресторанов, где всегда полно всякой еды. Иногда там можно было даже обнаружить продукты в упаковке. Просто раздолье для таких, как Тилли, а теперь и Джинкс.
Она научилась попрошайничать, рассказывать истории о том, как у нее украли автобусный билет, который она купила на последние деньги, и теперь, чтобы добраться до любимой мамочки, ей нужно всего тридцать четыре доллара. Джинкс не переставала удивляться, сколько людей покупаются на эту нехитрую ложь. Конечно, нужно соблюдать осторожность, чтобы не попасть на одного и того же лоха дважды, но, даже если тебя уличат, всегда можно раствориться в толпе, и вскоре возмущенный лох окажется в дурацком положении.
Она также научилась чистить карманы, и это у нее хорошо получалось. Даже Пол Хейген не мог застукать. Но сейчас на Таймс-сквер работать было нельзя, полицейский выгонял ее уже третий раз за неделю.
– Так куда же мне идти? – спросила Джинкс.