— Возможно, — ответил Страйк, — только это не важно. — Он вымученно улыбнулся, видя ее тревогу и напряжение. — За меня не бойтесь. — Видя, что Робин не успокаивается, он добавил: — Представьте, я в армии немного боксом занимался.

У Робин вырвался короткий смешок:

— Знаю, вы рассказывали.

— Разве?

— И не один раз. В тот вечер, когда… ну, вы понимаете.

— А, ясно. И тем не менее. Это чистая правда.

— И все же: с кем у вас…

— Мэтью меня не похвалит, если я вам скажу. Ступайте домой, Робин. Завтра увидимся.

На этот раз она ушла, хоть и с неохотой. Страйк дождался, чтобы хлопнула дверь, ведущая на Денмарк-стрит, повторно закатал брючину, отстегнул протез и осмотрел распухшее колено и конец культи, воспаленный, в кровоподтеках. Он бы предпочел точно знать характер повреждений, но обращаться к специалисту сегодня не оставалось времени.

Он немного пожалел, что не отправил Робин купить ему чего-нибудь поесть. Неуклюже прыгая на одной ноге и придерживаясь по очереди за стол, за шкаф и за подлокотник дивана, он кое-как соорудил себе чашку чая. Сел на стул секретарши и стал пить обжигающую жидкость, заедая диетическим печеньем и не сводя глаз с фото Джонаса Агьемена. От боли в ноге парацетамол помогал мало.

Дожевав печенье, Страйк проверил мобильный. Множество пропущенных звонков от Робин и два — от Джона Бристоу.

Из трех человек, которые могли сегодня вечером нагрянуть к нему в офис, первым, по расчетам Страйка, должен был примчаться Джон Бристоу. Если Скотленд-Ярд хотел получить конкретные доказательства убийства, предоставить их (сам того не зная) мог только Бристоу. Если же его опередит Тони Лэндри или Элисон Крессуэлл, придется… тут Страйк позволил себе немного вздремнуть в пустом офисе, и последним выражением, которое всплыло у него в голове, было: «В ногах правды нет».

Ни в шесть часов, ни в половине седьмого с улицы никто не позвонил. Страйк смазал низ культи мазью и надел протез, скривившись от острой боли, затем, кряхтя, похромал к себе в кабинет, рухнул в кресло у стола и сдался: отстегнул крепления протеза и положил голову на руки, чтобы дать отдых глазам.

2

Шаги на железной лестнице. Страйк распрямился как пружина, не зная, сколько проспал — пять минут или пятьдесят. Кто-то стучался в стеклянную дверь.

— Входите, открыто! — крикнул он и проверил, закрывает ли штанина брюк отстегнутый протез.

К немалому облегчению Страйка, в офис вошел Джон Бристоу. Тот был взволнован и моргал за толстыми линзами очков.

— Приветствую, Джон. Заходите, располагайтесь.

Но Бристоу направился прямиком к нему, багровый от злости, как в первый день их знакомства, когда Страйк отказался взяться за его дело, и вцепился в спинку кресла.

— Тебе было сказано, — его худощавое лицо то бледнело, то вновь наливалось кровью, — тебе было ясно сказано не соваться к моей матери без меня! — Он тыкал пальцем в сторону Страйка.

— Я помню, Джон, но…

— Она подавлена сверх всякой меры. Не знаю, что ты ей наплел, но она позвонила мне и не смогла говорить: ее душили слезы и рыдания!

— Мне очень неприятно это слышать, но она ничуть не возражала, когда я задавал ей…

— Она в ужасающем состоянии! — прокричал Бристоу, обнажив торчащие вперед зубы. — Как ты посмел сунуться к ней без меня? Что ты себе позволяешь?!

— Джон, как я уже сказал после похорон Рошели, мы имеем дело с опасным преступником, который будет убивать и дальше, — ответил Страйк. — Положение стало критическим, и я хочу положить этому конец.

— Надо же, он хочет! А каково мне, по-твоему? — кричал Бристоу, срываясь на фальцет. — Ты соображаешь, сколько от тебя бед? Мама совершенно убита, а теперь еще и моя девушка исчезла в неизвестном направлении, и Тони считает, что виноват в этом ты один! Что ты сделал с Элисон? Куда она пропала?

— Понятия не имею. Вы не пробовали до нее дозвониться?

— Она не берет трубку. Что это за чертовщина? Я сбился с ног, возвращаюсь — а тут…

— Сбились с ног? — Страйк незаметно подвинул ногу, чтобы протез стоял вертикально.

Бристоу упал в кресло, тяжело дыша и жмурясь от яркого предзакатного солнца, бьющего в окно за спиной у Страйка.

— Кто-то, — в бешенстве процедил он, — позвонил сегодня утром моему секретарю, выдал себя за очень важного клиента из города Рай и попросил о срочной встрече. Я примчался туда — и что мне говорят: никакого звонка оттуда мне не поступало. Нельзя ли, — добавил он, загораживаясь ладонью от солнца, — опустить жалюзи? Глаза слепит.

Страйк дернул за шнур, и жалюзи с грохотом упали, погрузив кабинет в прохладный полосатый полумрак.

— Подозрительная история, — заметил Страйк. — Как будто кому-то понадобилось выманить вас из города.

Бристоу не отвечал. Тяжело дыша, он уставился на Страйка.

— С меня хватит! — резко бросил он. — Я прекращаю это расследование. Аванс можешь оставить себе. Я должен думать о маме.

Страйк незаметно достал из кармана мобильный и, нажав пару кнопок, положил на колено.

— Даже не поинтересуетесь, что я сегодня нашел в платяном шкафу вашей матушки?

— Ты посмел… ты посмел рыться у нее в шкафу?!

— Да, решил заглянуть в новенькие сумочки, которые Лула перед смертью получила в подарок.

У Бристоу отнялся язык.

— Ты… ты…

— У этих сумочек отстегивается подкладка. Оригинальная идея, правда? Под подкладкой белой сумочки было спрятано завещание, написанное рукой Лулы на почтовой бумаге вашей матушки и засвидетельствованное Рошелью Онифад. Я тут же передал его в полицию.

У Бристоу отвисла челюсть. На несколько секунд он потерял дар речи, но в конце концов выдавил:

— И что… что в нем было сказано?

— Что все свое имущество она завещает брату, лейтенанту инженерных войск Джонасу Агьемену.

— Кому? Какому еще Джонасу?

— Если интересно — выйдите в приемную и посмотрите на монитор. На экране его фото.

Бристоу встал и как лунатик побрел в соседнее помещение. Страйк увидел, как засветился экран, когда Бристоу пошевелил мышкой. Красивое, ироничное лицо Агьемена выплыло из темноты.

— Боже правый! — вырвалось у Бристоу.

Он вернулся в кабинет, сел на прежнее место и с раскрытым ртом воззрился на детектива:

— Я… я не могу поверить.

— Это тот самый парень, который заснят камерой видеонаблюдения, — сказал Страйк. — Он бежит прочь от места преступления в ночь смерти Лулы. Во время отпуска он останавливался у своей овдовевшей матери. Потому он и мчался по Теобальдс-роуд. Он бежал к себе домой.