— Это из «Гидрохинона», — пояснила она. — А диск называется «Jake on my Jack».
— Что такое гидрохинон? — не понял Страйк.
— Осветлитель кожи. Опустим, бывало, окна — и рэп врубаем, — продолжала Рошель. Теплая от воспоминаний улыбка тронула ее лицо, сделав его чуть более привлекательным.
— Значит, Лула стремилась к знакомству с Диби Макком, да?
— Еще как! — подтвердила Рошель. — Она знала, что он к ней неровно дышит, и нос задирала. А Киран прямо помирал, все просил, чтоб Лула их познакомила. Уж очень хотел живьем увидеть Диби. — Ее улыбка померкла; она мрачно надкусила бургер, а потом сказала: — Ну, все у тебя или как? А то мне идти надо.
Рошель принялась торопливо уминать фастфуд.
— Лула, наверное, много куда тебя с собой брала?
— Ну, — с набитым ртом сказала Рошель.
— Даже в «Узи»?
— Ага, было дело.
Проглотив, Рошель стала рассказывать и про другие злачные места, где побывала в начале их дружбы с Лулой и (несмотря на свои решительные заверения, что образ жизни мультимиллионерши ей сто лет не нужен) будто окунулась в сказку. Лула раз в неделю вырывала подругу из убогого мирка, ограниченного приютом и групповой терапией, чтобы закружиться с ней вместе в вихре дорогих развлечений. Страйк отметил, что Рошель очень мало говорила о Луле как о личности, а все больше распиналась о ее волшебных пластиковых картах, с помощью которых та получала сумочки, куртки и побрякушки, а также регулярно вызывала, как джинна из бутылки, водителя Кирана и приказывала ему заехать за Рошелью в приют. Она взахлеб расписывала полученные от Лулы подарки, расхваливала магазины, кафе и бары, где они бывали вместе и общались со звездами первой величины. Но звезды, как следовало из ее рассказа, не произвели на Рошель ни малейшего впечатления, потому что на каждое произнесенное имя она тут же ставила уничижительное клеймо: «Придурок он»; «Да у ней все искусственное»; «Эти — ни рыба ни мясо».
— И с Эваном Даффилдом ты тоже знакома? — поинтересовался Страйк.
— Ну. — На этот раз односложный ответ выразил свинцовое презрение. — Паразит.
— Вот как?
— Не веришь — у Кирана спроси.
Она все время давала понять, что они с Кираном заодно: трезвые, справедливые судьи против тех идиотов, что населяли мир Лулы.
— Чем же он такой паразит?
— Ноги об нее вытирал.
— Это как?
— Сплетнями торговал. — Рошель потянулась за одним из последних ломтиков картофеля. — Было время — она нам проверки устраивала. Всем рассказывала разные истории, а потом глядела, которая из них в газеты попадет. Одна я рот на замке держала, а другие мололи языком почем зря.
— Кто, например?
— Сиара Портер. Даффилд опять же. А еще Гай Сомэ. — Рошель тоже не знала, что его полагается именовать на французский лад. — Хотя с ним ошибка вышла. Лула даже повинилась. А он ее прям-таки заездил.
— Это как?
— Не давал ей с другими работать. Хотел, чтоб только для его фирмы старалась, чтоб ему самому всю славу огрести.
— Значит, она убедилась, что тебе можно доверять…
— Ага, и сразу телефончик мне прикупила. — Пауза. — Чтоб я все время на связи была. — Стремительным движением Рошель смахнула розовую «нокию» со стола и спрятала в пушистый, такой же розовый карман.
— Тебе небось самой теперь за телефон платить приходится? — спросил Страйк.
Он подумал, что сейчас его отбреют, но вместо этого Рошель сказала:
— Ее родня платит, как будто так и надо.
При этих словах она, похоже, немного позлорадствовала.
— Шубку эту тоже Лула тебе купила? — полюбопытствовал Страйк.
— Еще чего! — взвилась Рошель. — Я сама. Зарабатываю теперь как-никак.
— Правда? Где же ты работаешь?
— А тебе-то что?
— Да просто из вежливости.
Ее широкий рот тронула мимолетная улыбка, и Рошель опять смягчилась.
— С обеда в магазине убираюсь, мне близко — на той же улице.
— Ты в другой приют перебралась?
— Нет, — ответила она, и Страйк почувствовал, что она вновь замкнулась, отказавшись сделать следующий шаг, а потому давить на нее нельзя.
Он в очередной раз сменил тактику:
— Могу представить, какая это для тебя была неожиданность — смерть Лулы. Как гром среди ясного неба, да?
— Ой, не говори, — призналась она, но тут же спохватилась и пошла на попятную. — Нет, я, конечно, знала, что у нее депресняк, но на самое плохое не думала.
— Значит, в тот день, когда вы с ней встречались, она не помышляла о самоубийстве?
— Откуда мне знать? Мы вместе пробыли всего ничего, прикинь.
— А где тебя застало известие о смерти Лулы?
— Я тогда в «Эльме» была, в приюте. А там каждая собака знала, что мы с ней в подругах. Жанин меня разбудила и сказала.
— И ты прямо сразу поняла, что это самоубийство?
— Ну. Все, пойду я. Пойду.
Теперь Страйк понял, что больше не сможет ее удерживать. Рошель влезла в нелепые розовые меха и перебросила через плечо ремешок сумки.
— Кирану от меня привет.
— Хорошо, обязательно передам.
— Ну, давай.
Рошель ушла не оглянувшись.
Страйк увидел ее за окном: она понуро брела, насупив брови, пока не скрылась из виду. Дождь резко прекратился. Страйк задумчиво пододвинул к себе ее поднос и доел остатки картофеля.
А потом вдруг вскочил со стула, да так стремительно, что напугал девушку-уборщицу в бейсболке, собиравшуюся вытереть со стола и унести подносы. Страйк ринулся к выходу и заспешил по Грантли-роуд.
Ядовитая шубка виднелась издалека: Рошель затесалась среди пешеходов, ожидавших зеленого сигнала светофора. Она прижимала к уху розовую «нокию» в стразах и без умолку тараторила. Перед светофором Страйк воспользовался своими габаритами и протиснулся вперед; впрочем, люди сами расступались, чтобы не связываться с таким мордоворотом.
— …спрашивал, с кем она договаривалась ночью встретиться… ну вот, а потом…
Рошель повернула голову вслед потоку транспорта и у себя за спиной увидела Страйка. Опустив мобильный, она мгновенно нажала отбой.
— Чего надо? — вскинулась она.
— Кому ты звонила?
— Не твое собачье дело! — Рошель пришла в ярость. Люди стали оборачиваться. — Следить за мной вздумал?
— Угу, — сказал Страйк. — Выслушай меня.
Загорелся зеленый свет, но они, в отличие от всех, не сошли с места; их обтекали и задевали людские потоки.