Она с надеждой посмотрела на Страйка, но тот не смог выдавить ответ. Ему трудно было представить, что в этом серо-лиловом безобразии кто-то разглядел черты Нефертити.
— Видел бы ты мои фотки в молодости, — с легкой обидой проговорила она. — Вот ведь как оно обернулось: я-то хотела для дочки лучшей жизни, а ее взяли да отдали этим выродкам… я, конечно, извиняюсь. Знать бы наперед — ни за что бы ее не отдала, я ей прям так и сказала. Она — в слезы. Да, ни за что б ее от себя не отпустила, сама бы подняла как-нибудь. Да… С приемным отцом — сэр Алек звали — она хорошо ладила. Вроде добрый был. А мать — прям бешеная стерва какая-то. Да… Таблетки. Таблетки глотала. Богатенькие сучки завсегда на таблетках сидят — от нервов, видишь ли. Хорошо еще Лула могла со мной поделиться. Родная душа как-никак. Зов крови — этого не отнимешь. А она думать боялась, чтó эта стерва с ней сотворит, если дознается, что Лула маму свою родную ищет. Места себе не находила: мало ли что эта стерва могла учудить, кабы газетчики насчет меня пронюхали? А куда от них денешься, если ты знаменитость, как доченька моя? А врут-то, врут как… Про меня стоко понаписали — думаю в суд на них подать. О чем это я? Да, мамаша эта… Я Луле и говорю: «А чё ты так волнуешься, доча? Наплюй на нее, тебе же легче будет. Пусть бесится, если не хочет, чтоб мы с тобой виделись». Но она ведь добрая была девочка, Лула. Что ни день ее навещала, из чувства долга. Так-то говоря, она своей жизнью жила, могла делать что хотела, верно я говорю? У нее и мужчина был, Эван. Я, заметь, этого не одобряла. — Марлен Хигсон изобразила строгость. — Ни-ни. Наркота — она до добра не доводит, уж я-то видела. Но парнишка-то, надо признать, хороший, это я тебе точно говорю. Он бы ей ни в жизнь зла не сделал. Уж поверь.
— Вы с ним лично знакомы?
— Нет, но она раз от меня ему звонила, я разговор ихний слышала — чисто голубки. Ничего плохого про него сказать не могу, токо хорошее. Кабы он завязал, я б их благословила. Говорила ей: «Привези его с собой, я хоть посмотрю», но, видишь, не сложилось. У него вечно дела. А уж собой хорош — закачаешься. Ты на видимость не смотри, — добавила Марлен Хигсон. — На всех фотках видно, как хорош.
— Кто вам известен из соседей Лулы?
— Да вот эти, Бесстыги. Она рассказывала, Фред ее звал в кино сниматься. Я и говорю: отчего ж не попробовать? Может, и выйдет толк. Пусть от него с души воротит, а лишние пол-лимона в карман положить всегда приятно.
Воспаленные глаза прищурились, глядя в пространство; родную мать Лулы на мгновение околдовала мысль о запредельных, немыслимых суммах. Похоже, от одних лишь рассуждений о таких деньгах она ощущала вкус богатства и власти.
— И Гай Сомэ тоже упоминался в ваших разговорах?
— А как же! Она к Ги хорошо относилась, да и он к ней со всей душой. Я-то лично предпочитаю классику. Такой стиль не по мне. — Обтянутый розовой майкой жир заколыхался над легинсами, когда Марлен Хигсон наклонилась вперед и стала манерно стряхивать пепел, постукивая сигаретой о край пепельницы. — «Он, — бывало, скажет, — мне как брат». А я ей: какой он тебе брат? Давай-ка мы с тобой моих сыночков разыщем. А она — никак.
— Ваших сыночков?
— Ну да, мальчиков моих, у меня ж еще дети были. Ага, двое: сперва один от Деза, а после еще один. У меня их социалка забрала, вот я ей и говорю: с твоими-то деньгами разыскать их — плевое дело, ты мне дай скоко-нибудь, немного, ну не знаю, пару тыщонок, а уж я кого-нибудь найму, и пусть найдут их по-тихому, чтоб газетчики не пронюхали, я сама все устрою, чтоб тебя не коснулось. А она — никак, — повторила Марлен.
— Вам известно, где сейчас ваши сыновья?
— Их у меня грудничками забрали. Откуда мне знать, где они сейчас? У меня стоко проблем было. Не хочу тебя обманывать. Жизнь у меня была ой какая тяжелая.
И она в подробностях расписала ему свою тяжелую жизнь. В этой мрачной истории были садисты-сожители, наркотики, невежество, бесприютность, нищета и животный инстинкт выживания, который отфутболивал младенцев — те требовали навыков, коими Марлен не владела.
— Значит, вам неизвестно, где сейчас ваши сыновья? — повторил Страйк двадцать минут спустя.
— Да откуда мне знать? — Марлен накрутила себя до такой степени, что сама озлобилась. — Ей тоже было неинтересно. У нее другой брат был, белый, знаешь небось? А ее к черной родне тянуло. Токо так.
— Она задавала вопросы о своем отце?
— А как же. Я ей все без утайки рассказала. Студент был, из Африки. Жил выше этажом, вот прям тут, поблизости, на Баркинг-роуд, с двумя другими. Теперь там внизу контора букмекерская. Красавчик был — сил нет. Пару раз подсобил мне покупки дотащить.
Если верить рассказу Марлен Хигсон, их роман развивался с почти викторианской респектабельностью; со дня своего знакомства они с африканским студентом за несколько месяцев не продвинулись дальше рукопожатий.
— А коль он мне подсобил, я его потом к себе пригласила, ну чисто из благодарности. Я ведь без предрассудков. Для меня все равны. Заходите, говорю ему, на чашечку чая, вот и все. А потом, — в смутные воспоминания Марлен о чашечках и скатерках вторглась суровая реальность, — смотрю, у меня брюхо растет.
— Вы ему сказали?
— А как же. Он такой: буду, мол, помогать, ответственность беру на себя, о тебе позабочусь. Потом у него каникулы начались. Обещал вернуться, — с презрением продолжила Марлен, — а сам как в воду канул. Все они такие, скажешь, нет? И что мне было делать — в Африку бежать, его разыскивать? Да ладно, меня так просто не сломаешь. Долго не горевала — я уж с Дезом тогда встречалась. Он не возражал, что у меня ребеночек. Как Джо уехал, я к Дезу перебралась.
— Джо?
— Так его звали. Джо.
Говорила она с уверенностью, хотя Страйк и заподозрил, что это ложь, которая от частого повторения вошла в привычку.
— А фамилия как?
— Да фиг его знает. Ты прям как Лула. Двадцать с лишним лет прошло. Мумумба, — не смущаясь, выдала Марлен. — Или как-то так.
— Может, Агьемен?
— Нет, ты что!
— Овузу?
— Кому сказано, — разозлилась она. — Мумумба или вроде того.
— Не Макдональд? Не Уилсон?
— Обалдел, что ли? Откуда тебе в Африке Макдональд? Уилсон?
Страйк заключил, что знакомство с африканцем не пошло дальше имен.
— Говорите, он был студентом? Где он учился?
— В колледже, — ответила Марлен.
— В каком, не помните?
— Да на фига мне голову забивать? Сигареткой угостишь? — Она сменила тон.
— Конечно, пожалуйста.
Марлен щелкнула пластмассовой зажигалкой, с упоением затянулась и, подобрев от халявного курева, сообщила:
— При музее, что ли. Каким-то боком с музеем связано. Типа того.
— Связано с музеем?