— Ой, милый мой. — Сиара поставила свой бокал на стол, звякнув стеклом о стекло, и нагнулась вперед, чтобы положить ладонь на его острую коленку.
— Это меня доконало, — хрипло выдавил Даффилд, не поднимая головы. — Доконало так, что дальше некуда. Я хотел на ней жениться. Я любил ее, черт побери! Зараза, не могу говорить. — Он вскочил и выбежал из комнаты, хлюпая и вытирая нос рукавом.
— Я же тебя предупреждала, — зашипела Сиара на Страйка. — Он в полном раздрызге.
— Ну не знаю. С наркотиками завязал. Героина месяц уже как ни-ни.
— Понимаю. Но он в любую минуту может сорваться.
— Я его допросил куда спокойнее, чем это делают полицейские. У нас просто вежливая беседа.
— Да ты посмотри на себя. Зачем делать такое зверское лицо, как будто ты типа не веришь ни единому слову?
— Как думаешь, он вернется?
— Обязательно. Только ты уж, пожалуйста, с ним помягче…
Сиара отпрянула назад, потому что в гостиную, почти не виляя бедрами, вернулся угрюмый Даффилд. Он бросился в кресло и обратился к Страйку:
— Курево закончилось. Можно у тебя попросить?
Помня, что у него осталось всего три сигареты, Страйк неохотно протянул ему пачку и спросил:
— Мы можем продолжить разговор?
— Насчет Лулы? Хочешь — говори. А мне сказать больше нечего. Ну нет у меня никаких сведений.
— Почему вы с ней расстались? Нет, что произошло в «Узи» — мне понятно; я имею в виду — тогда, в первый раз.
Краем глаза Страйк заметил осторожный негодующий жест Сиары; вероятно, у него не получилось «помягче».
— Да на фига тебе знать? Это к делу не относится.
— К делу относится все, — сказал Страйк. — Любая подробность вписывается в общую картину ее жизни. И помогает разобраться в причинах самоубийства.
— Я думал, ты убийцу ищешь?
— Я ищу истину. Что же послужило причиной вашего первого разрыва?
— Да на кой это надо, мать твою?! — взорвался Дриффилд. Как и ожидал Страйк, актер быстро вспыхивал и быстро остывал. — К чему ты клонишь: это из-за меня она выбросилась с балкона? При чем тут наше расставание, кретин? Это было за два месяца до ее смерти. Тоже мне, сыщик гребаный! Так и я могу — спрашивать всякую херню. Разводить богачей на деньги да карман подставлять. И где ты только находишь таких козлов?
— Эван, зачем же так? — Сиара вконец расстроилась. — Ты сказал, что готов помочь…
— Да, готов, но всему есть предел.
— Не хочешь — не отвечай, какие проблемы? — сказал Страйк. — У тебя никаких обязательств нет.
— Мне скрывать нечего, но это личное, ясно тебе? Причиной нашего разрыва, — Даффилд сорвался на крик, — были наркотики, и ее семейка, и всякие прихлебатели, которые поливали меня грязью, и ее собственная подозрительность — из-за этих журналюг она никому не доверяла, понятно? На нее давили со всех сторон. — Тут Даффилд прижал, как наушники, трясущиеся руки к ушам и стиснул голову, изобразив давление. — Давили все, кому не лень, — вот тебе и причина нашего с ней разрыва.
— Ты в тот период злоупотреблял наркотиками, так?
— Допустим.
— И Луле это не нравилось?
— Точнее сказать, доброхоты нашептывали, что ей это не нравится.
— Кто, например?
— Например, ее родня; например, эта гнида — Ги Сомэ. Голубок.
— Ты говоришь, из-за журналистов она никому не доверяла. Что ты имеешь в виду?
— А то ты не знаешь! Разве тебе отец не рассказывал, как это бывает?
— Отец меня не колышет, — отрезал Страйк.
— Ну, прослушивали ее телефон, сволочи, — можешь себе представить, каково человеку с этим жить. У нее развилась настоящая паранойя: что, мол, кто-то торгует ее личной жизнью. Она постоянно перебирала в уме, что кому говорила по телефону, чего не говорила и кто мог сливать подробности газетчикам. У нее уже крыша ехала.
— Она тебя тоже обвиняла?
— Нет! — выкрикнул Даффилд, а потом так же истово: — Да, случалось! «Как они узнали, что мы здесь будем? Как они узнали, о чем я тебе рассказывала?» — бла-бла-бла… Я ей говорю: пойми, это же оборотная сторона славы, а она все думала, что можно и в луже поваляться, и чистенькой остаться.
— Но ты сам никогда не сливал ее истории газетам?
Страйк услышал, как Сиара сделала судорожный вдох.
— Еще чего, — спокойно ответил Даффилд, выдержав пристальный взгляд Страйка. — Я такими гадостями не занимаюсь. Это понятно?
— И сколько времени длился ваш разрыв?
— Месяца два плюс-минус.
— А помирились вы… за неделю до ее смерти, так?
— Да. На вечеринке у Мо Иннеса.
— И через сорок восемь часов уже устроили обручение? В загородном доме Карбери?
— Ну да.
— А кто знал, что вы запланировали эту церемонию?
— Мы ничего не планировали, все вышло экспромтом. Я купил браслеты, и мы это сделали. До чего же было красиво!
— Да, очень красиво, — грустно подтвердила Сиара.
— Но если журналисты тут же пронюхали, значит кто-то им сообщил?
— Уж наверное.
— Потому что ваши с ней телефоны тогда уже не прослушивались, так? Вы сменили сим-карты.
— Откуда я знаю, прослушивались или нет? Ты лучше потряси эти дерьмовые газетенки, которые сплетни собирают.
— Лула тебе рассказывала, что пытается отыскать своего отца?
— Он же умер… или ты имеешь в виду родного? Да, была у нее такая мысль, только там облом вышел, если ничего не путаю. Ее мамашка даже толком не знала, кто отец.
— А Лула не говорила, удалось ли ей найти хоть какие-то факты?
— Она пыталась, но все впустую. Тогда ей втемяшилось пойти африканистику изучать. Видишь ли, отдать дань папочке и всему Африканскому континенту, чтоб он сгнил. Этот паразит Сомэ вечно ей на мозги капал, лишь бы втравить в какое-нибудь дерьмо.
— Каким образом?
— Да любым, чтобы только между нами клин вбить. Чтобы только Лу к себе привязать. Ревновал, гаденыш. С ума сходил по ней. Да знаю я, знаю, что он гей, — нетерпеливо добавил Эван, видя, что Сиара собирается запротестовать, — но не он первый на девушку запал. Вообще говоря, он трахает все, что движется, лишь бы мужского пола, но ее ни на шаг не хотел от себя отпускать. Истерики закатывал, если она отказывалась встретиться, не давал ей работать ни с кем другим. Меня на дух не переносит, потому что у меня хребет есть. Погоди, гаденыш, я еще тебе устрою. Это ведь он Лу к Дибби Макку подталкивал. Только и думал, как бы их в постель уложить. А меня опустить. Я много чего знаю. Он требовал, чтобы она их сразу познакомила, чтоб он мог шмотки свои поганые на бандюка нацепить и для рекламы сфоткать. Он своего не упустит, этот Сомэ. Всю дорогу ее использовал, норовил заплатить поменьше, а то и на халяву поживиться, а она, дуреха, всегда пожалуйста.