Вещи Бастиана всё еще лежали под деревом у опушки, сложенные в большую холщовую сумку, чуть более изящную, чем мешок из-под картошки. Он развязал ее и еще раз осмотрел содержимое. Деревянная посуда, железный котелок. Шерстяное одеяло, сушеные травы, хлеб, копченый шпик, вилка и ложка. Сменные рубашки, шоссы и брэ, кусок мыла. Полотняные платки и липкий пластырь — насчет него Бастиан уже предчувствовал худшее. Нож и флягу он носил пристегнутыми к поясу, там же крепились и ножны с мечом.
Сандра только что проверила сумку у Пауля, а Бастиан положил свои вещи перед Кариной. Первое, что она вытащила, оказалось прямоугольным куском мыла. Девушка обнюхала его и покачала головой.
— Это не нарушение! — торопливо воскликнул Бастиан. — Мыло не из аптеки. Оно изготовлено по старинному рецепту из масел и трав. Даже римляне уже пользовались мылом!
— Тут, оказывается, умник выискался, — ухмыльнулась Карина. — Ты прав. Мыло можно оставить.
Липкий пластырь, как и опасался Бастиан, проверку не прошел и присоединился к часам, портмоне и мобильнику в рюкзаке. Под строгим взглядом Карины следующей жертвой пала вилка.
— В то время такими не пользовались, потому что три зубца считались дьявольским порождением. Если захочешь что-нибудь подцепить, возьми нож.
Всё остальное получило одобрение. Девушка снова зашнуровала сумку, осмотрела Бастиана с ног до головы, а затем быстро и тщательно ощупала его, словно сотрудница службы безопасности в аэропорту. Напоследок она схватилась руками за его лицо. Бастиан отшатнулся, не понимая, в чем дело, пока Карина решительно не сдернула с его носа очки.
— Но ты же это сейчас не всерьез!
— Нет, к сожалению, всё так и будет. Никаких очков в четырнадцатом веке. Во всяком случае, таких, как эти, в тонкой металлической оправе. — Она держала очки на ладони. — У тебя есть с собой футляр?
— Нет. — Бастиан подавил желание просто-напросто вырвать очки у нее из рук. Карина тут ни при чем, он сам об этом не подумал. Но ведь первое, что он делал, проснувшись утром, это надевал очки и носил не снимая весь день, пока спать не ложился. Они давно стали чуть ли не частью его тела, поэтому, собираясь сюда, он даже не принимал их в расчет.
Бастиан пару раз глубоко вздохнул. Закатывать истерику не было никакого смысла.
— Неужели ты не можешь сделать хотя бы одно исключение?
— Нет, к сожалению. Подумай о том, что тогда все наши труды окажутся напрасны! У остальных участников уже не будет полного ощущения, что они в четырнадцатом веке.
Он огляделся. Мир утратил резкие очертания. По две диоптрии на каждый глаз — не так уж и много, но вполне достаточно, чтобы не узнавать лица людей всего метрах в пяти от него.
— Ты привыкнешь, — весело заметила Карина и, завернув очки в платок, сунула их в рюкзак Бастиана ко всем остальным оказавшимся под запретом вещам.
К счастью, Штайнхена даже без очков нельзя было не заметить. Он распростер объятия, приветствуя Бастиана.
— Томен, мой друг! Вы уже готовы к приключениям? Меня вдохновляет, что в наших рядах теперь объявился медикус. Отныне я буду предаваться сну безмятежнее, чем прежде.
— Полуслепой медикус, — пробормотал Бастиан.
— О, я понимаю — подспорье для ваших глаз. — Альма с Моной хихикнули. — Однако скоро, смею заметить, вы будете только рады, что не придется вглядываться в эту обессилевшую толпу. А кстати, ведомо ли вам, что в немецком языке слово Brille происходит от средневерхненемецкого [22] Berille, которое, в свою очередь, восходит к слову Beryll [23] — названию камня, из которого вырезали первые линзы?
Штайнхен сиял.
— Я восхищен, — пробормотал Бастиан всё еще раздраженным тоном. — Может, тогда и какое-нибудь средство против этих надоедливых мошек имелось? — Он недовольно отмахнулся от насекомых, круживших у него прямо под носом, но на его мучителей это не произвело ни малейшего впечатления. Похоже, привлеченные необычными, обливавшимися потом визитерами, явившимися в их лес, орды насекомых слетелись сюда, чтобы не только беззаботно кружить рядом с людьми, но и вновь и вновь опускаться на них, например, прямо на глаза Бастиану. — Как вы избавились от этих тварей в прошлом году?
Все лишь пожали плечами.
— Вообще никак не избавлялись. Вот такие дела, друг мой, — произнес Штайнхен. — Совет таков: привыкайте к ним. Мошкару победить невозможно.
— Послушайте! — снова взобравшись на скалу, воскликнул Пауль. — Мы уехали очень далеко. Пора попрощаться с двадцать первым веком. С этого момента начинается игра. Следите за белыми метками на деревьях. Если вы не заблудитесь, то они приведут вас прямо туда, где будет устроен лагерь. Игра закончится через пять дней, в полдень, когда мы опять встретимся здесь. — Ослепительно улыбнувшись, он раскланялся перед собравшимися на поляне игроками. — Так пусть у вас всё сложится удачно, мои спутники. Да покорятся вам наши задания! Да хранит вас небо! Да пребудут с вами добрые силы!
— Где ты была?
— Ходила по магазинам, ты же знаешь, я хотела сапоги…
— Ты была у другого.
— Нет, я хотела купить сапоги.
— Ладно, тогда покажи-ка их. Ну, и где они?
— Я ничего подходящего не нашла. Всюду одна дрянь. Либо ужасные на вид, либо слишком дорогие. Завтра снова пойду.
— Как же, мечтай-мечтай. Больше ты никуда из дому не уйдешь. Давай топай. Туда, вниз.
— Что? Нет! Не городи ерунды! Ты что, с ума сошел?
— Что ты сказала?
— Прости, я не это имела в виду.
— Топай вниз и подумай о том, что ты сделала.
— Перестань, пожалуйста, я…
— Заткнись. Когда поймешь, как ты меня разочаровала, тогда, может быть, я тебя выпущу.
Поднявшийся легкий ветер приносил откуда-то запах торфа. С каждым шагом ремень сумки с арфой всё глубже впивался в плечо Айрис, но на душе у девушки все-таки было очень хорошо — уже несколько месяцев она не чувствовала себя так замечательно. Тихо напевая какую-то песенку, Айрис смотрела на полоски голубого неба, выглядывавшие из-за верхушек деревьев.
Две метки отыскались быстро, но вот уже добрых полчаса никаких новых знаков не попадалось. На лицах участников отряда всё заметнее проступало раздражение. Впрочем, Айрис даже не задумывалась, идут ли они по правильному пути или сбились с дороги. Она радовалась каждой проведенной здесь секунде, хотя продвигаться вперед было порой очень нелегко. Приходилось то пробираться среди деревьев, сбившихся в кучу, словно частокол, то карабкаться по камням, то увязать в траве, доходившей до колен и расстилавшейся таким пышным ковром, что под ним не было видно земли. В конце концов они вообще остановились, потому что Ральф проорал: «Стойте!» — и поднял меч.