Мужчины постоянно курили. Кто уставал сидеть, тот вставал и начинал мерить коридор шагами. Шло время, а за дверью операционной решалась судьба человека, за которого мы все так искренне переживали. Я совсем случайно попала в криминальный мир. Я лишь только слышала о нем, смотрела фильмы и читала в газетах. А теперь столкнулась с ним реально. И признаться честно, я почувствовала себя в нем неуютно и поняла, что это совсем не мой мир и что с этим миром у меня ничего не может быть общего. НИЧЕГО. Я хотела совсем в другой мир, где вполне земные проблемы, где убивают только в газетах и на экранах телевизора, где все более-менее понятно, где совсем не нужно бояться и думать, что мы все ходим под одной пулей. Я слушала рассказы мужчин о том, что в прошлом месяце какому-то Дику из так называемой нашей группировки заминировали машину, но он чудом выжил. Ему просто оторвало ногу. Что теперь он находится на лечении, но когда он немного оклемается, то все равно не отойдет от дел и будет продолжать их даже на одной ноге, потому что он не инвалид и не позволит, чтобы его кто-то так называл. Он просто пацан, который пострадал за правое дело. Мне было как-то не по себе оттого, что некоторые мужчины, которым было уже под сорок, называли себя пацанами, не обращая внимания на свой возраст и наличие уже взрослых детей. Мужчины бурно обсуждали, кто взорвал Дика и заказал Руслана, строили свои версии, клялись отомстить, а я внимательно их слушала и ощущала огромное желание навсегда вырваться из этого чужого мне мира с наименьшими потерями.
— А деваха-то молодец, пальбу устроила, — сказал один из ребят Черепу и указал на меня. — Говорят, что она взяла пистолет и выпалила целую обойму во все, что шевелится. Отчаянная девица. Наша порода. Это правда?
— Правда, только она мне слишком дорого стоила. Из-за этой правды мне было очень тяжело вытащить ее оттуда, куда она попала. На вид — такой божий одуванчик. Кто бы мог подумать, что этот одуванчик может учинить такой беспредел.
— Так ее можно на стрелки брать, если она беспредельщица. На разборках ей просто цены не будет. Эта безбашенная девчонка будет решать все проблемы, а мы будем прокатывать следом за ней, — попытался пошутить парень, стоящий у лифта, но его шутка показалась совсем неуместной и даже несмешной.
— Заткнись, — бросил ему Череп и посмотрел на часы. — Сейчас не время и не место для шуток. Ладно, я смотрю, что вся эта процедура еще неизвестно на сколько затянется. Уже четыре часа прошло. Мне надо по делам отъехать. Половина ребят тоже отъедет по делам, а то у нас все дела остановились, а другая половина останется здесь.
Я подняла заплаканные глаза, посмотрела на Черепа и тихо спросила:
— А можно я тоже останусь?
— Оставайся. — Череп посмотрел на одного из ребят и произнес властным голосом:
— Дима, когда уже все будет ясно, привезешь девушку ко мне. У меня к ней разговор.
— Хорошо, шеф.
Череп перевел взгляд на меня и как бы между делом сказал:
— Ты все поняла?
— Все.
— Вот и замечательно. Смотри мне, больше никакой самодеятельности.
Когда Череп уехал, я облокотилась о стену, закрыла глаза и подумала о том, что если Руслан не выживет, то я тут же откажусь работать с Черепом, потому что в лице Руслана у меня был надежный защитник и я всегда знала, что любые проблемы будет решать он сам, а я так, сбоку припека. Я могу совершать любые поступки, но только если они будут происходить за его спиной. Работать с Черепом один на один у меня не было ни сил, ни желания. Я прекрасно понимала, какие могут быть последствия, и не хотела идти на необдуманный риск.
Чуть позже я сама устыдилась своих мыслей, потому что Руслан еще жив, а я его уже хороню. И я стала прокручивать ситуацию с тем, если Руслан останется жив. Перенеся подобный кошмар, он будет искать во мне любовь и утешение, а это значит, что теперь я должна быть с ним рядом, точно так же, как была в самую страшную трагедию его жизни. Для меня он друг. Близкий, надежный друг, в котором я так нуждаюсь. И все же в мои планы не входит совместная жизнь с Русланом, и даже после всего, что случилось, этого просто не может быть.
— Даже если выживет, инвалидом останется, — принялись говорить между собой мужчины.
— Почему ты думаешь, что инвалидом?
— Говорят, ранение очень тяжелое.
— Ничего. Главное, чтобы выжил, а дальше — дело техники. В санаторий пошлем нормальный, денег дадим лучшим специалистам. На ноги поставим. Будет как новенький. Тем более у него такая подружка, озорная беспредельщица. Если она такой беспредел посреди города учинила, то явно будет за ним ухаживать и поможет нам его на ноги поставить.
— Как тебя зовут? — обратился ко мне тот, которого звали Димой.
— Вероника, — тихо ответила я.
— Вероника, если врачи Руслана вытащат, то он на твоей совести.
— В смысле?
— В смысле того, что ты от него не откажешься: будешь с ним и в радости, и в горести. Надо будет — будешь сиделкой. Ты же не падлюга, чтобы бросать человека в трудную минуту. Будешь поднимать его боевой дух. А там свадебку сыграем, чтобы Руслан себя ни в чем ущербным не чувствовал. Верно?
— Верно, — еще тише ответила я и отвела глаза в сторону.
Оставшиеся ребята разговаривали между собой вполголоса, но я хорошо слышала то, о чем они говорили. Они говорили о том, что Руслан очень сильный, что он обязательно выкарабкается и что если он не умер сразу, то уже не умрет.
А затем… Из операционной вышел врач с очень мрачным видом. Он был ужасно измотанный и побледневший от дикой усталости. Мы бросились ему навстречу. Но он только развел руками и глухо сказал, что в успехе операции все были уверены на сто процентов. Мол, организм сильный и помогал бороться за жизнь как мог. Но неожиданно остановилось сердце. И как ни пытались они заставить его заработать, ничто не помогло…
ОДНА ИЗ ЗАПИСЕЙ В ДНЕВНИКЕ: