Тетя Женя, любящая меня, узнав, с кем я провожу время и на каких условиях, сказала бы примерно так: «Ты, моя девочка, так настрадалась в жизни, что теперь можешь себе позволить познакомиться с хорошим человеком. И пусть у вас ничего и не получится, но ты сделала все, что хотела… Заполучила его себе на несколько дней. Конечно, сумма такая, что о ней лучше не думать, но ты сама приняла это решение. А твоя Аннета с сестрой пусть удивляются до конца своих дней!»
Мне казалось, что я несколько раз за ночь просыпалась, а потом, натянув повыше плед и не забыв прикрыть Аллена, снова погружалась в сладкий и очень спокойный сон. Пусть я обманывала себя мыслью, что сплю с любимым мужчиной, но этот обман приносил мне счастье. Я так расфантазировалась, что, проснувшись в очередной раз, представила себе, что меня разбудил плач нашего с Алленом ребенка. И тогда я вдруг подумала о том, что, вероятно, только сейчас я созрела для настоящей семьи, для детей. И я в этой своей иллюзии была не одинока — у меня был Аллен и наши дети. Правда, за эти свои фантазии мне придется расплатиться…
Я проснулась, но плач ребенка, однако, продолжался. Но чем дольше я прислушивалась к этим странным ночным звукам, тем лучше понимала, что плачет не ребенок: я слышу вопли вполне взрослых людей, они перебрасываются истеричными, срывающимися на фальцет рваными репликами. Я хотела было приподняться на локте, освободив ухо, чтобы слушать было удобнее, но не посмела потревожить сон Аллена. Вот так и лежала на одном боку, вслушиваясь в эти странные голоса и понимая, что они доносятся с улицы. Кто-то там отчаянно ругается, вопит, плачет… Потом как-то неожиданно все стихло. Словно драма разыгрывалась по телевизору, и вдруг его выключили. И в доме снова установилась плотная зимняя тишина.
Мне надо было в туалет, поэтому все равно надо было как-то высвободиться из объятий Аллена. За то время, что я проделывала осторожные движения по отвоевыванию своего плеча и бедра, я успела приревновать этого пригревшегося на моей груди парня к его девушке, с которой он вот так же, в обнимку, спал. Прошлое мужчины — как же это всегда тяжело! И в тот момент, когда мы ревнуем его к этому прошлому, рисуя себе весьма живописные реалистичные картины, мы не думаем, что и мужчина тоже ревнует, представляя себе не менее натуралистичные сцены с женщиной в главной роли.
Я встала и потянулась, разминая затекшие мышцы… И вдруг услышала:
— Salut!
Я почувствовала, как у меня под сердцем вздулась теплая морская волна.
— Salut! — ответила я так, словно мы обменивались приветами каждое божье утро.
— Я уснул… Устал… Перенервничал, — извиняющимся голосом пробормотал он, приподнимаясь и ловя мою руку. — Ты куда?
— Да вот… Хочу поленья в огонь подбросить… А ты спи, спи, я сейчас вернусь… — Я склонилась над ним и поцеловала. Аллен что-то пробормотал на своем птичьем языке, после чего, свернувшись и натянув плед до самого носа, снова погрузился в сон.
Я выскользнула из комнаты, с бьющимся сердцем миновала коридор, вошла в туалет. Остановилась перед зеркалом. Несмотря на то что я только что проснулась, выглядела я довольно-таки сносно. Конечно, мне хотелось бы узнать, понравилась ли я Аллену хотя бы немножко, но пока что неизменным оставался один факт: вместо того чтобы продемонстрировать мне свое влечение и желание, он, очутившись рядом со мной на диване, предпочел поспать. Что ж, и в этом я готова была его оправдать — сказывалось волнение и, быть может, даже страх перед неизвестностью, связанный с его пребыванием в Москве.
Я вышла из ванной комнаты и собиралась вернуться к Аллену, как вдруг почувствовала явственный запах чеснока. Очень странный и свежий запах. Будто кто-то стоял рядом со мной с тарелкой, полной морковно-чесночного салата. Но я ничего подобного не готовила! Уж тем более с чесноком.
Я, как собака, пошла на запах. Чем ближе к выходу, тем сильнее откуда-то несло чесноком. Теперь уже мое воображение нарисовало мне запеченную с чесноком курицу. Еще теплую. Я распахнула дверь на лестницу, спустилась на один пролет и оказалась перед другой дверью. За ней было другое крыло дома, где находились помещения для гостей: комната для них (или для прислуги), две кладовые (для белья и консервов) и морозильная камера.
Неожиданно я почувствовала позади себя какое-то движение, звуки мягко ступающих ног, резко повернулась и встретилась глазами с Алленом. Он улыбался во весь рот.
— Ты что, Таисия, решила сбежать? Бросить меня? — хохотнул он, обнимая меня сзади и целуя в затылок.
Я вздрогнула, но не испугалась. Даже обрадовалась, что он нашел меня, значит, соскучился, значит, ему меня не хватало!
— Аллен, ты ничего не чувствуешь?
— Чувствую, — он еще плотнее прижался ко мне.
— Аллен… Я серьезно!
— Я тоже! — Он снова поцеловал меня и даже попробовал развернуть лицом к себе, и тут я повторила свой вопрос:
— Аллен! Постарайся понять — что-то не так! Потяни носом!
— Что сделать? — не понял мой полукровка-гость. — Как это — потянуть носом?
Однако он нарочито громко втянул в себя воздух, и лицо его просто засияло.
— Ты не подумай, что я такой… как это… сейчас… обжора… вот, но пахнет очень хорошо. Вкусно! Так всегда пахнет, когда Соланж готовит la poule.
— Что? — не поняла я.
— Куру.
— А кто такая Соланж?
— Это наша служанка.
Понятно. Значит, я права, и эти запахи мне вовсе не померещились. Да и как вообще такое может померещиться, когда ароматы становятся все явственнее и явственнее?!
— А теперь послушай меня, Аллен, — я стала невероятно серьезной. — Этих запахов здесь быть не должно!
— Почему? Разве твоя служанка не могла приготовить тебе куру? Или… постой… Где твоя кухня? Где-то рядом? — Он огляделся, словно пытаясь понять, откуда же тянутся эти гастрономические запахи.
— В том-то и дело, что нет! Моя кухня находится в совершенно другом крыле дома. А здесь никто не живет. Это вот — комната для гостей. Она пуста. Это — кладовки, понимаешь?
— Да, да.
— А это — морозилка. Понял?
— Oui, I tout a compris. C’est bo. (Да, я все понял. Хорошо.)
— Что мы будем делать?
— Пойдем. — Он взял меня за руку и, все еще шутя и веселясь, потянул за собой, где, как ему казалось, и находился источник этого запаха.
Дверь в комнату прислуги была приоткрыта. Аллен просунул туда голову, воскликнул: «О!!!», я заглянула ему через плечо и увидела сначала освещенный настольной лампой накрытый стол (салаты, куски запеченной курицы, графин с красным вином, приборы, салфетки, розы в одной из моих любимых баварских вазочек)…
Аллен вежливо отодвинулся, пропуская меня вперед, и тут я увидела прямо под нашими ногами тело мужчины. На голубом узорчатом ковре образовалось темное пятно. Как в кино. Труп в комнате для прислуги! Вот прямо так и надо назвать роман, который я, быть может, когда-нибудь напишу.