— Прекрати суетиться. У тебя есть Пабло Точера, и ты должен считать себя очень счастливым человеком. Эта тяжба может продолжаться годами. Любая перепалка за твоим обеденным столом — и ты даже не успеешь заметить, как наручники окажутся на тебе. Просто позволь нам самим заняться этим.
— Тебе удалось описать мои проблемы лучше меня.
Я замер. Это заставляло меня подумать. Мой отец когда-то был богат. Он входил в топ-десятку «Клэй и Вестминстер», он был в зените своей славы, их главным добытчиком денег. Но он спустил все за два коротких сумасшедших месяца. Идя на смерть, он летел первым классом.
Чарльз залез в карман пиджака и достал ингалятор. Откинув голову назад, вставил в рот небольшую трубку и сильно надавил на картридж.
— У меня есть с кем подискутировать, — сказал он, когда дыхание нормализовалось. — Пусть мистер Точера занимается делом Карлсона, а ты пока уладишь дело в Бомбее. Макинтайр не очень рад такому повороту событий, но я вступился за тебя. Если тебе не нравится, как у нас тут все организовано, тогда я больше ничего не могу для тебя сделать.
— Хорошо, когда я начинаю?
Мэндип закрыл глаза. Благодарил Бога?
Вдруг он открыл глаза.
— Завтра утром, — сказал он. — Ровно в девять, у «Джефферсон Траст». Позови своего постоянного человека по документам, Кэрол Амен.
— Как насчет местного советника в Бомбее? — спросил я, словно не знал ответа.
— «Аскари и Ко» — сказал Мэндип.
Внизу в вестибюле я видел затылок. Пять лет назад я видел лицо. Это был Сунил Аскари, директор «Аскари и Ко» в Бомбее. В Индии были и более престижные фирмы, но для Чарльза компания «Аскари и Ко» начиналась на букву А. И он уже не думал ни о каких других компаниях, чье название начиналось на любую другую букву.
— Ты знаешь, что Сунил Аскари думает обо мне, — Аскари относился ко мне с очень большим презрением. — Ты знаешь, как он относился к моему отцу. Мы не можем использовать кого-либо еще? — Я помнил, как Сунил Аскари сидел, развалившись в кресле с высокой спинкой, эдакий Черчилль медно-красного цвета, и читал мне нотации с оксфордским акцентом о том, что мой отец был на волосок от того, чтобы стать причиной международного скандала и уничтожить репутацию «Клэй и Вестминстер» и «Аскари и Ко» и что я должен быть благодарен за вмешательство его и Мэндипа, которое спасло всех от катастрофы. Смерть моего отца, по мнению Аскари, была выходом из ситуации.
— Не глупи, — строго сказал Мэндип. — Конечно же, мы не можем использовать кого-либо еще. Только «Аскари и Ко» может помочь в проведении сделки в сроки, установленные заказчиком, а сроки очень сжатые. И, во всяком случае, Сунил не простит мне, если мы выберем кого-нибудь еще. Скорее всего, ты не будешь часто контактировать с ним.
Мэндип встал. Я решил, что это сигнал к окончанию аудиенции, и начал вставать, но он дал мне знак, чтобы я сидел.
— Я очень ценю то, как ты сейчас мог обо мне подумать, но поверь мне, будущее — твое будущее — не в Бомбее, оно в «Шустер Маннхайм».
Он взял «Уолл-стрит Джорнал» со стола, зашел мне за спину, кинул газету мне на колени и положил руки мне на плечи.
— Взгляни на это, — сказал он.
Я посмотрел на первую полосу. На ней была помещена фотография с места аварии Джей Джея и статья, в которой Миранда Карлсон обвиняла «Джефферсон Траст» в самоубийстве Джей Джея на шоссе Рузвельта. Статья лишь отдаленно напоминала передовицу, в которой действительно нуждалась газета. Более подробно было написано о слиянии «Шустер Маннхайм» и «Клэй и Вестминстер». В статье сделку хвалили и обсуждали взгляды боссов компаний.
Чарльз одернул пиджак. Он гордился собой.
— У нас все нормально, — сказал он, сияя. Я мог понять, почему. В целом он должен быть доволен всем. Но не заложил ли Джей Джей бомбу подо все это мероприятие?
Очевидно, Чарльз так не думал.
— Это осмысление, Фин, — сказал он. — Это то, что люди действительно думают по поводу слияния. Ты знаешь, что я не склонен гиперболизировать, но эта сделка, бесспорно, самая важная за всю историю юриспруденции. В нашем маленьком мире это Война за независимость, это Октябрьская революция. И такие, как ты, только выиграют от этого.
— Я не понимаю, как, — мрачно заметил я. — «Шустер Маннхайм» знает, в какую передрягу я попал. В конце концов, они работают на меня. Я не уверен в том, что они будут высоко ценить меня.
Мэндип забрал у меня газету и аккуратно свернул ее, перед тем как положить на стол.
— Ты прав, они не будут, — сказал он. — Они считают, что ты очень большая помеха. Но они также видели твои достижения, и через определенное время они будут восхищаться тобой как величайшим юристом. А я знаю, что ты превосходен. Я уверен, Джим Макинтайр изменит свое мнение относительно тебя.
У Джима Макинтайра была репутация человека, который редко менял свое мнение. И вдруг я ясно осознал, что Мэндип боялся Макинтайра — забирающего клиентов, отстраняющего меня от слияния. Это шло, скорее всего, от него, а не от Кинеса. Только человек такой же могущественный, как Макинтайр, мог пролоббировать это.
— И после Бомбея, — отважился спросить я, — у меня будет возможность вернуться в нью-йоркское сообщество?
Я хотел вернуться в Нью-Йорк. Каким бы незначительным не было влияние Нью-Йорка на меня, оно было настоящим. Да, я ни разу не был на «Эмпайр стейт билдинг» и редко посещал вечеринки актеров, врачей и адвокатов, смотря через заднее стекло такси, я видел «Мет лайф билдинг», возвышающийся над Парк-авеню. Я видел человека, одетого в костюм помидора для рекламной кампании на Пятой авеню. По воскресеньям утром я бродил по антикварным магазинам, расположенным вдоль западной Двадцать пятой стрит. Я ел в сотнях ресторанов Сохо. Лапшу в Чайнатауне, пасту в Маленькой Италии, стейки у Питера Лагера, рыбу в Доках. Смотрел бейсбол с чертовым Джей Джеем.
И, конечно же, здесь была Кэрол Амен.
Мэндип подошел к двери и открыл ее.
— Давай сначала разберемся с Бомбеем, а? — Он аккуратно вытолкнул меня в коридор. — Я спешу сейчас. Поговорим позже. Помни, я всегда на твоей стороне. У нас обоих есть работы, которые надо сделать, так давай займемся этим.
Я попытался прочитать выражение его лица: он улыбался, но глаза были жесткими и холодными.
— Ты ужасно выглядишь, — Кэрол втащила меня в квартиру. Я смотрел на ее лицо и радовался, что вижу его. Она даже не подозревала о том, что ее искренние попытки помочь мне не увенчались успехом.
Кэрол налила мне вина, усадила на диван и прижалась ко мне. Она опять была в футболке и шортах на завязках — приятное повторение. Я чувствовал ее запах, ароматы мыла и шампуня перемешивались с ароматом ее тела. У нее были сильные руки, стройные ноги. А с какой страстью она смотрела на меня: горячий взгляд, розоватые щеки. Возможно, вино сыграло свою роль. Нет. Это было серьезнее.