Солнце припекало мне спину, это снимало боль. Прошло очень много времени с тех пор, как я в последний раз подпускал к себе прямой солнечный свет без вмешательства офисного окна. Я думал о Кэрол. Я не мог поверить в то, что она могла причинить себе боль. Если в словах Харли была хотя бы доля правды, тогда Кэрол всего лишь экспериментировала вслух со всей палитрой возможных чувств, а не настоящих.
— Разбудила тебя?
Я улыбнулся траве.
— Аллилуйя, — произнес я.
— Ты сказал это, советник. С париком, который я достала тебе, ты сможешь занять место в первом ряде в церковном хоре семидесятых годов.
Я повернул голову. Пола загораживала мне солнце, и ее лицо нельзя было разглядеть.
— Машина рядом? — спросил я, щурясь от солнечного света.
Силуэт кивнул:
— Ты можешь встать?
Я начал подниматься. Я чувствовал, что моя кожа была натянута, как водолазный костюм, который был готов вот-вот разорваться.
— Все будет в норме, когда я начну двигаться. А вот достать сотовый — это просто мучение.
— Ты разговариваешь с опытной скотиной, — она дала мне пиджак.
Я нагнулся, чтобы поднять чемодан и чехол для костюма.
— Держи, мистер Шварценеггер. — Пола опередила меня. — Я понесу чехол для костюма, а ты возьмешь чемодан на колесиках. Будет выглядеть подозрительно, если ты будешь идти с пустыми руками. И смотри в землю. Сегодня ты занимаешь верхние позиции в хит-парадах.
Я посмотрел на Полу. Гладкое смуглое лицо, спокойные миндальные глаза. Она улыбалась, пыталась выглядеть беззаботной, обрадованной своим рандеву в парке. Но я видел и ее беспокойство.
Я кивнул и сфокусировался на кроссовках Полы.
Пола припарковалась всего в пятидесяти ярдах от моего местоположения. «Всего пятьдесят ярдов, всего пятьдесят ярдов», — повторял я снова и снова. Но мне казалось, что все в парке глазеют на нас, что нас окружают полицейские в штатском и смеются над нами. Они позволят нам дойти до машины, позволят поверить, что нам удалось это. И затем арестуют меня.
«Вы же не думали, что мы будем скучать по вам», — скажут они, когда у меня на руках защелкнутся наручники.
Футбольный мяч оказался в поле моего зрения между моими туфлями и кроссовками Полы.
Я не поднимал глаз.
— Эй! — крикнул какой-то пацан. У него был голос вроде «эй-мистер-подбросьте-ка-мне-мяч».
«Отвали, сегодня я играю роль беглеца», — думал я.
— Мужик. Ну так что? — Голос приближался. Но я так и не поднял глаз.
— Вот урод.
Я уже начал двигать ногой, чтобы ударить по мячу, но, прежде чем я успел это сделать, я увидел, как кроссовка Полы поддела мяч и послала его куда-то за пределы моего поля зрения.
— Да ладно, — извинился подросток.
Пола шла дальше, а я следовал за ней. Через секунду мы уже были у ее машины.
Это был «форд», базовая модель, но новый. Я пытался выглядеть беззаботно, когда садился на переднее сиденье, но все тело чертовски болело.
Пола показала на радио:
— Хочешь послушать новости?
— Нет.
Она выехала с парковки «Таверна на зелени» и проехала мимо двух полицейских машин. Я пригнулся.
Пола нажала на кнопку.
— Лучше послушай это разок, — сказала она. — А потом сразу забудь.
Я даже не сразу узнал свое имя: журналист произнес его скороговоркой. Он утверждал, что я нахожусь в розыске, что я могу быть опасен, что я замешан в подозрительной смерти важного юриста из Великобритании в отеле «Плаза», что меня разыскивают в связи с убийством двух человек в Индии и пожаром. Но самое неприятное заключалось в том, что я был звездой «Крушения на шоссе Рузвельта». Со своей первой леди Кэрол Амен.
Пола кивнула головой на заднее сиденье:
— Там подборка газет под одеялом.
Я ударил кулаком по радио, чтобы выбить свое имя с волн эфира.
— Они могут остаться там, где и лежат, — сжато сказал я.
— Спасибо, приятель. Они стоили мне три бакса.
Я улыбнулся:
— Запиши на мой счет.
Я посмотрел в окно, чтобы понять, куда мы ехали.
— Куда мы направляемся?
— Восточный Рокавей.
Я слышал об этом районе, но, прожив пять лет в Нью-Йорке, я ни разу не побывал в нем.
— Где это? — спросил я.
— Южное побережье Лонг-Айленда.
— Я думал, что ты живешь в Бруклине. — Пола всегда жаловалась на дорогу в офис. Практически каждый день она мучила меня новым эпизодом, прежде чем перейти к разбору корреспонденции.
— Я хотела, чтобы люди так думали. — Мы проехали по Пятой авеню мимо центра Рокфеллера. Я представлял себе, что когда-нибудь я снова буду свободно бродить здесь. Интересно, произойдет ли это на самом деле, а если произойдет, то будет ли у меня в кошельке хотя бы пара долларов?
— Почему ты хотела, чтобы все так думали? — спросил я.
Пола напряглась.
— Из-за Джима Макинтайра, вот почему. Чем лучше хранишь секреты, тем меньше тебя донимают. По крайней мере так я живу последние семь лет.
— Прости, — сказал я. — Я должен был догадаться.
— Дом в Рокавее принадлежит мне, никакого займа, — продолжала она. — Я заплатила за него из семидесяти тысяч долларов, которые я получила от «Шустер Маннхайм», плюс страховка Дага. А в Бруклине я снимаю небольшой домик. Так, для встреч. Я езжу туда, чтобы забрать почту. Мои звонки автоматически переадресуются в Рокавей.
Очень хорошо продумано. Должно быть, Макинтайр слишком сильно напугал ее.
— Боже, парик. — Я абсолютно забыл о нем, слушая Полу.
— Под одеялом, вместе с газетами, — сказал она.
Я покопался в пластиковом пакете и вытащил оттуда коричневый ком волос. Он был странный на ощупь. И на запах тоже.
У меня ушло немало времени, чтобы понять, где был перед, а где зад. Разобравшись, я начал натягивать его на голову.
— Ну как тебе? — спросил я, поворачиваясь к Поле.
Она смотрела на дорогу и ничего мне не ответила.
Волосы на парике были темнее и длиннее, чем мои настоящие, но он подходил к моему лицу. По-моему, он неплохо смотрелся.
— По крайней мере ты не выглядишь, как парень, которого только что взорвали, — сказала Пола.
Мы молчали, пока не проехали туннель Мидтаун и не выехали в район Квинз.
— У тебя есть план? — спросила Пола.
— Я нашел Кэрол, — ответил я. — Теперь мне надо навестить Конрада Карлштайна. — Это прозвучало хорошо, решительно.