– Очень интересно. Значит, босяк предлагает мне гохрановское золото… – Трепетов усмехнулся, взял из принтера свежую распечатку биржевых сводок. – Звучит как приглашение на поиски сокровищ!
– Примерно так, – согласился Лев Николаевич. – Но я навел кое-какие справки по этому босяку. Его фамилия Пыльченко, он и в самом деле служил в спецподразделении ФСБ «Тоннель», расформированном два года назад. Я видел слиток. Это в самом деле гохрановское золото. На нем редкое пробирное клеймо, которое использовалось до пятьдесят восьмого года.
– Редкое… Хм. Замечательно. И что с того? – проговорил Трепетов, подняв глаза от распечатки.
– Хранилище создавалось в сорок втором, во время наступления немцев на Москву. На слитках, находящихся там, должны быть соответствующие клейма. Такие, какими клеймили золото в СССР до и во время войны. Это логично.
– Подожди. Я что-то упустил. Какое еще хранилище? Ты говоришь так, будто все должны были о нем слышать. Или знать. Это как Шар Желаний у Стругацких, что ли?
– Стругацкие? – переспросил в свою очередь Лев Николаевич. Нахмурился. – Не знаю, я с ними не работал. А хранилище – это такая старая кагэбэшная легенда. Глубоко под землей, в каких-то завалах, где никто не может его найти… Может – правда, может – нет. Во всяком случае, босяк поет складно.
– Ясно.
Трепетов на какое-то время замолчал, уткнувшись в свои бумаги. Лев Николаевич смотрел в окно на яблоневый сад. На ближнем дереве с ветки на ветку деловито прыгала огромная сойка, поглядывая на него любопытным черным глазом. Но Лев Николаевич вряд ли ее вообще заметил. Как и сам яблоневый сад, возможно. Он не испытывал нежных чувств ни к птицам, ни к животным, ни тем более к людям.
Если бы у него была возможность самостоятельно провернуть это дело, он бы ни словом Трепетову не обмолвился. Ни граммом бы не поделился. Срубил бы свой куш, бросил Москву и поехал доживать век в тихий европейский городок. Но, в отличие от того босяка-«тоннельщика», Лев Николаевич хорошо понимал, что даже при самом удачном стечении обстоятельств перед ними рано или поздно встанет задача обратить золото в живые деньги. И здесь без Трепетова никак не обойтись… А транспортировка? Даже для того, чтобы перевезти десять тонн золота с одного места в другое в пределах Москвы (не поднять из каких-то там неведомых глубин, а только перевезти!), потребуется целая армия грузчиков, хорошо вооруженных охранников плюс взвод удобренных-унавоженных ментов, гайцов и мало ли кого еще… Здесь необходим административный ресурс. У Трепетова он есть. Значит, все верно.
– …Так сколько он просит, этот ваш босяк?
Трепетов оторвался от бумаг, взял со стола карандаш, что-то набросал на полях.
– Немного, – сказал Лев Николаевич. – Оборудование, снаряжение. Прикрытие. Может, еще что-то по мелочи. Обычный босяк, я же говорю. Ну, а в случае чего, конечно, мы с ним не знакомы, между нами никаких дел…
Трепетов усмехнулся.
– А ты серьезно запал, я смотрю.
– Десять тонн золота, Семен Романович. Половина наша. А может, и две половины, – добавил Лев Николаевич буднично. – Это золотой резерв Чехии или Колумбии.
– И ты думаешь, оно мне нужно? – Трепетов внимательно посмотрел на него. – Мне, «форбсу», миллиардеру, человеку, который, по слухам, мочится в золотой унитаз? И если слухи не соответствуют действительности, то только потому, что я считаю такие вещи моветоном!
Лев Николаевич пошевелился в кресле:
– Думаю, десять тонн золота не нужны только нищему, Семен Романович, – сказал он. – Потому что нищий не знает, что с ними делать. А вам они просто необходимы! Еще один остров прикупить или даже архипелаг… Поменять режим в Борсхане, где нашли уран, и разрабатывать его потихоньку… Организовать колонизацию Марса… Лишних денег не бывает. Я так думаю. – Он помолчал и добавил: – Даже если деньги вас не интересуют, вы всегда можете придумать что-то другое… Например, пробраться на политический Олимп… Или обрушить рынок и пустить по миру парочку своих конкурентов, которые имели глупость вложиться в золотые активы. У вас хорошая фантазия, Семен Романович.
Трепетов рассмеялся.
– Ты думаешь прямо как настоящий миллиардер, Лев Николаевич! Молодец!
В Жаворонки домчались с ветерком в настоящем «Майбахе». Сиденья с массажерами, кожа такой выделки, будто ее с молодых мулаток сняли. Ну, телики, музыка, это ясно. Места до х…ища. Можно разлечься, как дома на диване. Посередине штука такая торчит, что-то вроде пульта управления: кнопки, тумблеры разные. Можно массаж поясницы включить. Или спины. Ягодицы тоже массирует, кстати. Наверное, и эротический массаж какой-нибудь есть.
– А что это за фиговина? – спросил Зарембо, дергая за серебристо-стеклянный шарик на решетке обдува. – Рычаг катапультирования?
Водитель, не поворачивая головы, ответил:
– Это распрыскиватель духов.
Во, блин. А в подлокотнике выдвигается поднос, там два серебряных бокала с надписью «Maybach Zeppelin». Зарембо сострил:
– А это чтобы их потом выпить, да?
Водитель не понял:
– Кого выпить?
Вот тупой.
– Ну, духи, ясно!
Водитель вежливо улыбнулся.
– Нет, зачем? Там справа хороший бар.
Палец сосредоточенно молчал. Он нервничал. Да и Рембо нервничает, раз болтает всякую х-ню… Потому что неизвестно, как эта поездка обернется. Может, закопают в лесу или утопят в болоте…
Наконец, прибыли в Жаворонки. Естественно, ни Палец, ни Зарембо в таких домах сроду не бывали. Королевский дворец. Прислуга шныряет. Картины всюду… Во! Палец узнал одну: в школьном учебнике по русской литературе была точно такая же напечатана. Но засматриваться некогда. Они не на экскурсию, они на деловую встречу сюда приехали.
В кабинете их ждал Лев Николаевич. Один, без хозяина. Палец выгрузил слиток на стол, тот его осмотрел. На руках тонкие перчатки, чтобы отпечатков, значит, не было. Вы не против, если его в соседней комнате осмотрят более подробно? Палец не против. Зарембо сказал: нет, давайте смотрите здесь. Это все-таки его слиток, а не Пальца. Прибежал какой-то лысый с чемоданом. Выгрузил кучу приборов всяких, разложил на столе. Это, говорит, минуты три-четыре. Современная электроника все упрощает, это вам не эпоха Маньки Облигации… Пока он трещал, никто не проронил ни слова. Сидели и смотрели друг на друга. Потом лысый что-то сказал Льву Николаевичу тихо и смылся со своим чемоданом. Тогда они начали разговор по существу.
– Хорошо, мы готовы вам помочь, – сказал Лев Николаевич. – Шестьдесят процентов против ваших сорока.
Зарембо даже с кресла вскочил:
– А что вы такого собираетесь делать, чтобы получить большую долю, чем мы? Может, будете рисковать своей шкурой, продираясь на «минус двести»? Сранью всякой дышать? Подыхать под завалами? Через разлом на тросах ползти?