Бруно помялся на месте, не зная, что ему делать дальше.
– Садись в президиум, – тихо подсказал Липов.
– Не садись, а присаживайся! – так же тихо огрызнулся Бруно. – Сесть всегда успею!
Он прошел к столу и уселся на свободный стул между Пушистиком и одним из гномов.
– Чего здесь делаешь, Пуш? – буркнул он.
– Заседаю, – сказал Пушистик.
– А чего заседаешь?
– Так, а что делать – приказано. Всех маленьких людей в Москве на уши подняли, сказали: есть партия, надо вступать. Кто не хочет, на того ментов спустят. А ты ж знаешь, как оно у нас – кто в эскорте, кто дурью торгует, кто через форточки квартиры бомбит…
– Так ты давно не при делах, тебе чего бояться-то!
– Я из солидарности! – с гордостью произнес Пушистик. – К тому же мой хозяин подсуетился, чтобы меня в Высший совет избрали.
– Это где Высший совет? – не понял Бруно.
– Здесь. Высший совет ПМЛ. Вот за этим столом. – Пушистик перешел на шепот. – Там, слева от тебя – смотри…
Бруно повернул голову.
– Вот эти два бородатых хрена?
– Тш-ш. Да, это Муромов и Оболенский, председатель Высшего совета и его первый заместитель…
Лицо Бруно мгновенно налилось краской.
– Не понял. Председатель?! А я кто теперь? Я уже не председатель?! Что, пока меня тут не было, все переиграли, выходит?
– Ничего не переиграли, успокойся! Муромов – председатель совета, ты – председатель партии!
– А кто главнее?
– Ты, конечно!
Бруно перевел дух.
– Охренеть можно. Ладно. Там по ходу разберемся. Мне еще речь толкнуть надо, а потом… Хрен знает, что будет потом.
В зале появился Сулимов, следом вошли журналисты с телекамерами. Бородатый гном, сидевший рядом с Бруно (Муромов, кажется), попросил всех присутствующих сгруппироваться в первых рядах, чтобы на телекартинке не было впечатления пустого зала.
Сулимов произнес приветственную речь от лица Правительства Российской Федерации, поздравил собравшихся с регистрацией партии и пожелал всяческих успехов. Сверкали блицы. По залу расхаживал, выбирая ракурс, толстый телеоператор с камерой, казавшийся здесь неестественно огромным, настоящим великаном. Бруно в это время зубрил по бумажке текст своего выступления.
Затем в какой-то момент наступила пауза, загремели аплодисменты, и Бруно почувствовал, как его толкает в бок Пушистик.
– Иди, тебя объявили!
Он вскочил, раскланялся, как привык делать на арене, и на негнущихся ногах прошел к кафедре. На пол кто-то поставил специальную приступочку, чтобы Бруно мог дотянуться до микрофона. Он встал, дотянулся и намертво вцепился в него обеими руками.
– Это, значит… Кхм, кхм-м!
Усиленный динамиками голос гулко разнесся по залу. Бруно мгновенно взмок, на лбу выступила испарина.
– Это вот!.. Короче!.. Здравствуйте, дорогие… Ну, это…
Бумажку свою он забыл на столе. И текст забыл тоже. Начисто. Ни одной буквы не вспомнить. Дорогие – кто? Товарищи? Господа? Карлики? Нет-нет, конечно, не так!.. А как?
Похоже, Бруно впервые в своей жизни испугался. Оробел. И таблетка эта звезданутая, как назло, не действовала. И кокса нет! Засада! Он оглянулся на Липова, увидел, как тот укоризненно покачивает головой. Да и хрен с ним! Не будет же Липов за него говорить!
Бруно сжал зубы. Без долгих раздумий согласился бы он сейчас выполнить самый сложный трюк под куполом без всякой страховки, он готов был весь вечер крутить кренделя на стометровой… нет, на километровой высоте!.. он готов был спуститься на «минус двести» и на «минус пятьсот» и так далее, он готов был как есть провалиться в преисподнюю со всеми потрохами – только бы не стоять здесь, за этой кафедрой!
– Понимаете, я даже не знаю, как к вам обратиться! Забыл! – выпалил Бруно неожиданно для себя. И даже хохотнул коротким нервным смешком. – Может, забыл, а может, просто не знаю!
Он облизнул губы.
– А может, и никто на этом белом свете не знает!.. Нет, ну кто мы такие, а?.. Кто мы? Товарищи? Ну, какие мы товарищи! Товарищи в другой партии заседают!..
В зале рассмеялись. Бруно отер рот, шмыгнул носом и продолжил уже увереннее:
– Может, мы господа? Тоже ни фига! Вот ты, бабулька, – да, ты самая, в кофте! – ты сама себя считаешь господином… тьфу, госпожой?
Пожилая активистка, к которой он обратился, от неожиданности приподнялась с места, ткнула себя пальцем в грудь и с ошарашенным видом стала оглядываться по сторонам.
– Ну, ясно! Вижу, что не считаешь! Сядь, успокойся! Короче, никакие мы не господа, фуфло это все! – Бруно прокашлялся, повращал глазами и гаркнул в микрофон: – Большие люди зовут нас карликами! Мы все это знаем! Каждого из нас хотя бы раз в жизни обозвали карликом! Но мы не карлики! И не лилипуты никакие! Мы – маленькие люди! Маленькие, но гордые! Меня один му… Короче, один дылда обозвал меня карликом прямо по телевизору! На всю страну! А я ему – в рожу!
Кто-то с места крикнул:
– И правильно!
Зал заметно оживился.
– Вот и я говорю! И с каждым так будет! Нечего нас карликами обзывать! Вот! Я предлагаю первым делом принять закон, чтобы никто никого не мог обзывать карликом! Чтобы это слово запретить вообще! Чтоб не только в морду, но еще и срок давали за это!
Раздались аплодисменты.
– А потом надо принять еще закон, чтобы на маленьких людей никто не пялился! А то увидят – и пялятся, как в зоопарке! Достали! И говорить им что-то бесполезно, и вообще! А надо так сделать, чтобы если кто пялится, того в наручники сразу забить – и самого в «обезьянник»! Во, пусть сидит! И люлей накидать, если возбухать начнет! – Бруно поднял руку, чтобы остановить новую волну аплодисментов. – Да ладно, это все фигня на самом деле! Я считаю, что здесь надо все глобально менять! В этой стране… Да, блин, не только в стране, во всем мире полно всякой мутной фигни! Обираловка, запреты всякие! И все не по чесноку делается! А я знаю, почему так! Это потому, что еще ни один маленький человек не был председателем партии! А теперь мы пойдем на выборы, мы займем все важные посты, мы выведем страну из кризиса! – Бруно набрал в грудь воздуху и зычно прокричал: – Я вам обещаю, что все так и будет!
В кулуарах съезда между Бруно и Сулимовым произошел короткий, но очень важный разговор.
– Все хорошо. Нормально выступил, – похвалил его советник. – Текст забыл, но сымпровизировал удачно… А теперь главное. Импровизировать можешь сколько влезет, если тебе так нравится. Но никогда не смей говорить, что в нашей стране надо что-то глобально менять. Никогда. Ты хорошо понял меня? Еще раз такое услышу, и, как говорится – я тебя выдвинул, я тебя и задвину.