Я взглянул на водопад, потом – на Петруса. Я прикидывал, существует ли возможность совершить подъем, и возможности такой не видел.
– Послушай-ка меня внимательно, – продолжал он. – Я пойду первым и не стану применять никакого Дара. И взберусь. А если мне удастся подняться потому лишь, что я знаю, куда поставить ногу, то и тебе удастся. Ты должен будешь только повторять мои движения. Таким образом, я уничтожаю твое право принимать решение. А вот если ты откажешься и после того, как увидишь меня на вершине, то, стало быть, нарушишь клятву.
И принялся снимать кроссовки. Петрус был по крайней мере лет на десять меня старше, так что, если он сумеет подняться, крыть, как говорится, будет нечем. При одном взгляде на водопад у меня похолодело под ложечкой.
Но Петрус не двигался. Разувшись, он сидел на прежнем месте. Потом, поглядывая на небо, заговорил:
– В нескольких километрах отсюда в 1502 году Пречистая Дева явилась одному пастуху. Сегодня ее праздник – день Пресвятой Девы Пути, – и я посвящаю свое покорение ей. И тебе советую. Не надо посвящать ей боль твоих рассаженных об острые камни рук или сбитых ног – все человечество так поступает, принося ей в дар исключительно свои муки и страдания. Нет, я не вижу тут ничего предосудительного, но все же думаю, что она обрадовалась бы, если бы люди посвящали ей не только горести, а и радости.
Я был совершенно не расположен вести беседу. И продолжал сомневаться в том, что мой проводник окажется в силах совершить подъем. Я был уверен, что все это – не более чем трюк, что он просто обволакивает меня словесами, чтобы потом вынудить сделать то, чего я делать не желаю. И, вступив на путь сомнений, прикрыл все же глаза на мгновение и воззвал к Пресвятой Деве Пути. Пообещал – если нам с Петрусом все же удастся влезть по едва ли не отвесному склону – когда-нибудь вернуться сюда.
– Все, чему ты научился до сих пор, имеет смысл только в том случае, если будет применено к делу. Помнишь, я говорил тебе, что Путь Сантьяго – это путь тех, кто действует сообща. Я тысячу раз повторял эти слова. И на Пути Сантьяго, и в обычной жизни обретенная нами мудрость ценна тогда лишь, когда помогает ближнему одолеть препятствие. Зачем был бы нужен молоток, не будь в мире гвоздей? А если бы даже и были, но молоток ограничивался похвальбой: «Я могу двумя ударами заколотить любой гвоздь», то и в этом случае он был бы бесцелен и бессмыслен. Молоток должен действовать. Вверять себя руке Хозяина и выполнять свое предназначение.
Мне вспомнились слова Наставника из Итатьяйи: владеющий мечом должен постоянно проверять его и испытывать, иначе клинок заржавеет в ножнах.
– Водопад – это возможность проверить на деле и в ритуале все, чему ты научился и что познал, – продолжал меж тем мой проводник. – Одно, по крайней мере, уже пойдет тебе на пользу: тебе известен день твоей Смерти, и, значит, страх перед концом не вгонит тебя в столбняк, когда нужно будет быстро сообразить, на что опереться. Но помни – придется иметь дело с водой и на ней строить все, что потребуется. А потому, если дурная мысль овладеет тобой, – вонзи ноготь в мякоть большого пальца. И главное – при подъеме ни на миг не переставай опираться на Любовь Всеобъемлющую, ибо это она направляет и оправдывает все твои шаги.
Петрус замолчал. Скинул рубашку, стянул шорты, оставшись в чем мать родила. Потом вошел в воду маленького озерца, окунулся и вскинул руки к небу. Я видел, что он наслаждается прохладой и радужными переливами, играющими в каждой капле воды.
– И вот еще что, – сказал Петрус, прежде чем уйти под завесу водопада. – Эта вода научит тебя тому, как стать Мастером. Я буду подниматься, но меня и тебя разделит стена воды. Ты не увидишь, куда я ставлю ногу, за что цепляюсь руками. Точно так же ученик никогда не может в точности повторить движения своего учителя. Ибо у каждого – свой взгляд на мир, свой способ одолевать препоны и свершать завоевания. Учить – значит показывать: «Это возможно». Учиться – значит сделать это возможным для себя.
Ничего более не прибавив к сказанному, он проник за низвергавшийся сверху поток и начал подъем. Я видел его словно сквозь мутное стекло, различая только силуэт, но все же мог убедиться – Петрус карабкается вверх. Медленно, однако неуклонно. Чем меньше оставалось до вершины, тем больший страх охватывал меня – ведь мне предстояло через мгновение лезть следом. И вот пришел наконец самый ужасный миг: надо было пройти через плотную стену воды, бившей сверху с таким напором, что он мог бы свалить Петруса и швырнуть его вниз. Но вот голова его возникла наверху, и показалось на миг, что водопад струится с его плеч серебрящейся мантией. Да, это длилось одно мгновенье: он стремительно подтянулся, ухватившись уж не знаю за что, – и встал во весь рост, скрывшись от меня за потоком. Потом я потерял его из виду.
И наконец Петрус появился на вершине. Мокрое тело блистало в солнечных лучах. Он улыбался.
– Давай! – крикнул он, махнув мне рукой. – Твой черед!
Да, теперь настал мой черед. Лезть – или навсегда отказаться от своего меча.
Раздевшись, я снова помолился Пресвятой Деве Пути. И окунулся. От ледяной воды тело напряглось, но сейчас же меня с ног до головы пронизала ликующая радость бытия. Недолго думая, я двинулся к водопаду.
Россыпь брызг вернула меня к действительности, то есть вселила то нелепое чувство, которое так ослабляет человека в тот час, когда ему острей всего требуются вся его вера и вся его сила. Я понял: напор гораздо мощней, чем мне казалось раньше, – такая струя, попади она в грудь, способна сшибить меня с ног, хоть я и стоял прочно не на скользком камне, а на дне озерца. Обогнул поток и оказался меж камнем и водой, в узком пространстве, где помещалось только мое тело, вплотную прижатое к скале. И тут я обнаружил, что задача несколько проще, нежели она виделась издали.
Вода не попадала на склон, и то, что мне казалось отполированно-гладкой стеной, на деле оказалось в избытке наделено впадинками, трещинами, уступами. Кровь бросилась мне в голову при мысли, что я мог бы отречься от своего меча, испугавшись лезть по камню, ничем не отличающемуся от тех скал, по которым я взбирался десятки раз. Мне послышался голос Петруса: «Ну что? Видишь теперь, что, как только задача решена, она кажется легче легкого?!»