К Железному Кресту Петрус притащил меня чуть ли не на себе: из-за раны я почти не мог ступить на ногу. Осмотрев повнимательней масштабы ущерба, причиненного псом, мой проводник решил, что я должен пребывать в покое, пока не оправлюсь достаточно, чтобы продолжать Дивный Путь Сантьяго. Неподалеку была деревенька, где находили приют пилигримы, не решавшиеся в ночной тьме переваливать через горы. Петрус снял у местного кузнеца две комнатки, где мы и расположились.
В моем нынешнем обиталище имелась веранда – поистине революционное архитектурное новшество, которое именно отсюда стало в VIII веке распространяться по всей Испании. Я видел горную гряду и понимал, что рано или поздно должен буду одолеть ее, чтобы оказаться в Сантьяго. Повалившись на кровать, я крепко заснул, а проснулся лишь на следующий день – меня немного лихорадило, но в целом я чувствовал себя вполне прилично.
Петрус принес воды из источника, который местные жители именовали своим «бездонным колодцем», и промыл мои раны. А ближе к вечеру привел некую старушку, жившую поблизости. Вместе с нею он обработал царапины, ссадины и укусы бальзамом из целебных трав, а знахарка заставила меня выпить какого-то горького настоя. Помню, что Петрус требовал, чтобы я лизал свои раны, пока они не затянутся полностью. Меня преследовал сладковато-металлический вкус крови во рту и даже подташнивало от него, однако мой проводник уверял, что собственная слюна обладает мощным обеззараживающим действием и поможет мне предотвратить возможное нагноение.
На следующий день начался жар. Петрус и старушка снова прикладывали к моим ранам припарки, поили настоем, однако температура – хоть и не очень высокая – держалась. Тогда мой проводник отправился на расположенную неподалеку военную базу за перевязочным материалом – во всей деревне нельзя было найти куска марли или липкого пластыря.
И через несколько часов принес искомое. Мало того – привел молодого военного врача, который начал допытываться, где то животное, которое меня покусало.
– Судя по нанесенным ранам, животное это было заражено бешенством, – с важным видом вынес он свой вердикт.
– Ничего подобного, – возразил я. – Я играл с собакой, а она немного заигралась… Я давно знаю ее.
Однако офицера мои слова не убедили. Он непременно хотел ввести мне сыворотку – и под угрозой немедленной госпитализации вырвал у меня согласие хотя бы на один укол. А потом вновь осведомился, где собака.
– В Фонсебадоне, – ответил я.
– Фонсебадон лежит в развалинах. Никаких собак там нет, – сказал всезнающий доктор с таким видом, словно уличал меня во лжи.
Тут я издал несколько притворных стонов, и Петрус выпроводил его из комнаты. Впрочем, он оставил все, что было необходимо, – стерильные бинты, пластырь, мазь, способствующую скорейшему рубцеванию ран.
Но Петрус и знахарка ее применять не стали. Приложили к моим ранам новую порцию лечебных трав и забинтовали, чему я очень обрадовался – не надо больше зализывать места, которым досталось от собачьих клыков. Ночью оба целителя преклонили колени у моей постели и, простирая надо мной руки, вслух читали молитвы. На мой вопрос, что это за молитвы, последовало туманное упоминание о харизмах и о Римском Пути. Я допытывался, но Петрус ничего больше не рассказал.
Через два дня я был уже в полном порядке. Подойдя к окну, увидел, как солдаты обходят дома и прочесывают рощицы на холмах. Я спросил, что они ищут.
– В окрестностях появилась бешеная собака, – был ответ.
В тот же день кузнец, сдавший нам комнаты, потребовал, чтобы, как только я смогу передвигаться, мы с Петрусом немедленно покинули деревню. Все его односельчане уже знали историю с собакой и опасались, что, взбесившись, я перезаражу всю округу. Петрус и знахарка вступили с хозяином в переговоры, которые ни к чему не привели: кузнец стоял на своем. Дошло до того, что он заявил, будто бы своими глазами видел, как у меня изо рта шла пена, а я при этом спал.
Не помогали никакие доводы, включая и тот, что со спящим человеком могут случиться разные разности и странности. Ночью мой проводник и старуха-знахарка снова долго молились, простирая руки надо мной. А наутро, слегка прихрамывая, я уже снова следовал Дивным Путем Сантьяго.
Я спросил Петруса, сильно ли встревожило его мое недомогание.
– Для тех, кто проходит Путь Сантьяго, есть одно правило, о котором я тебе прежде не говорил, – ответил он. – Оно гласит: единственная уважительная причина прервать начатое паломничество – это болезнь. Если бы ты не смог оправиться от ран так скоро и продолжал бы температурить, это было бы основанием к тому, чтобы здесь, в этой самой деревне, завершить наше путешествие.
Но, добавил он не без гордости, молитвы его были услышаны. А я убедился, что эта отвага столь же важна для него, как и для меня.
Дорога теперь шла под уклон, и Петрус предупредил меня, что так будет продолжаться еще двое суток. Теперь мы вернулись к прежнему ритму и во второй половине дня, когда солнце пекло невыносимо, устраивали сиесту. Мой рюкзак нес Петрус – я все еще был на положении выздоравливающего. Можно было не торопиться, ибо назначенная встреча уже состоялась.
Час от часу я чувствовал себя бодрей и очень гордился собой: сумел взобраться по скале под водопадом, одолел демона Пути. Оставалось, впрочем, самое трудное – отыскать свой меч. Я сказал об этом Петрусу.
– Что ж, ты одержал красивую победу, однако в самом главном отнюдь не преуспел, – ответил он, обрушив на меня ушат холодной воды.
– То есть как?
– Ты не угадал точное время схватки. Мне пришлось устроить этот марш-бросок, а тебя хватило на то лишь, чтобы подумать – мы отыскиваем твой меч. Скажи, зачем нужен меч тому, кто не знает, где он встретит врага?
– Меч есть орудие моего Могущества.
– Ты чересчур уверен в своем могуществе. Водопад, ритуалы RAM, разговоры с твоим Вестником заставили тебя позабыть о том, что для победы над врагом все-таки нужен враг. И о том, что у тебя назначена с ним встреча. Прежде чем рука твоя сожмет меч, надо знать, где находится враг, где ты сойдешься с ним лицом к лицу. Меч всего лишь наносит удар. Но еще до того, как нанести этот удар, рука уже осенена победой или потерпела поражение.
Да, ты сумел одолеть Легион без меча. И в наших поисках заключена некая тайна, раскрыть которую ты пока не сумел. Но без нее ты никогда не найдешь то, что ищешь.