– Ладно. Давай попробуем.
Мы поехали в ночной клуб и там, выглядывая потенциального/ую партнера/шу, провели вечер. Когда он подвел к нашему столику худенькую черноволосую девушку, я все же слегка напряглась.
– Елена, – представилась та и протянула худую птичью лапку.
– Катя, – ответила я и заказала еще виски, чтобы немного снять напряжение.
«Юрка прав, – думала я, – проблема в том, что я не умею расслабляться, живу по каким-то устаревшим понятиям о морали и чести и никак не могу скоординироваться, слиться, сопоставиться с современными ритмами раскрепощенного города, с его ночной разнузданностью и разгульностью. Надо попробовать».
Юрка нарочито медленно взял мою руку в свою и положил на коленку Елены, с силой вдавливая ее в тонкую прохладную материю и ведя руку вверх так, чтобы стала видна верхняя ажурная кромка чулка. Он резко убрал свою руку и стал наблюдать за тем, что я буду делать дальше. Мне не хотелось убирать ладонь, а Елена вроде не возражала, наоборот, даже слегка раздвинула колени. Поскольку мы сидели в достаточно укромном уголке и посторонним совершенно не было видно, чем мы тут занимаемся, я осмелела еще больше. Мои пальцы добрались до Елениного лобка и стали тихонько поглаживать шелковистую поросль волос, отодвинув тонкую ткань трусиков, пробираясь постепенно все глубже, пока не наткнулись на влажное, истекающее соком отверстие. Девушка застонала. Нащупав нежный бугорок напрягшейся плоти, я стала обводить его круговыми движениями пальцев до тех пор, пока девушка не задрожала и не сжала бедрами мою руку. В это время Юра положил другую мою руку себе на брюки, показывая, как он возбужден. Я усмехнулась и погрозила ему пальцем, тихо шепнув: «Еще не время». Он удивленно приподнял бровь, но промолчал.
Елена залпом выпила коктейль из виски с колой и, убедившись, что лишних наблюдателей нет, приподняла длинную до пола скатерть и соскользнула вниз. Юра сел поудобнее и расслабился, смекнув, что сейчас произойдет нечто приятное, но был чрезмерно удивлен, когда увидел, что не к нему, а именно ко мне направилась под столом Елена, разведя мои ноги в стороны, осторожно приоткрыв створки набухшей от желания плоти и без лишних комментариев припав к ней ртом. Я охнула и прерывисто вздохнула, изо всей силы вцепившись руками в мягкий диван, и немного съехала вниз. Ситуация возбудила меня чрезвычайно, к тому же умелый язычок неожиданной партнерши прекрасно знал как, в каком темпе и куда нужно пробираться, а шаловливые пальчики, не теряя времени, так же играли свою мелодию, переходя с неторопливого легато на все более резкое и отрывистое стаккато.
У меня стерлась из памяти дальнейшая последовательность событий, отдельными кадрами мелькающая в ящичках памяти: вот мы резко поднимаемся и идем к выходу, ловим машину, поднимаемся на лифте, слившись воедино в странное существо, состоящее сразу из трех тел, трехглавую гидру со множеством щупалец, извивающуюся и стонущую на разные голоса от безумного всепожирающего вожделения, мощными волнами выплескивающегося из многорукого и многоногого тела в ауру мастерской…
Я помнила, как с упоением ласкала распростертую передо мной Елену, склонившись над ее лоном, в то время как Юрка сам яростно входил в меня сзади, безмерно возбудившись от новой игры, или как Елена ласкала меня, мерно покачиваясь под все усиливающимися ударами Юркиных чресел… Вакханалия длилась несколько часов, пока наконец мы не заснули, устало обнимая друг друга.
На следующий день я проснулась поздно, когда Елена уже ушла, и это было к счастью, потому что мне вдруг стало стыдно за этот развратный эпизод, не соответствующий моей истинной натуре. По крайней мере, мне так казалось. Выйдя обнаженной на кухню, я стала варить кофе и, погрузившись в мысли, не заметила бесшумно подошедшего Юру. Тот, обхватив меня одной рукой за талию, другой пригнул шею вниз, заставив наклониться, и без всякой увертюры вошел в горячее пульсирующее лоно, чтобы замерев, наслаждаться самим фактом нахождения в теплом, сокращающимся от возбуждения и желания пространстве.
– Давай, – сдавленно прошептала я и задвигала бедрами: – Ну!
Он не выдержал и начал все быстрее и яростнее врываться, вбиваться, вдалбливаться в зовущую и покорную плоть, извивающуюся в предвкушении оргазма, словно мускулистый жеребец, оплодотворяющий кобылу во время случки. Но когда я уже была почти на самом пике оргазма, он вдруг вынул напряженный и крепкий, словно каменный, член и стал невыносимо медленно входить снова, сопровождая пытку развязным шепотом: «Скажи мне, что ты его хочешь! Скажи… давай… что сделаешь все на свете… отдашься, кому скажу, когда скажу, ты рабыня, моя рабыня… я твой хозяин, властелин… Да?.. Скажи, черт тебя подери-дери-дери, дери меня как сидорову козу! Ну!» Я, потерявшая разум, стонала и билась в ожидании новой волны, которая поднимет меня на самую высокую вершину мира и опустит в самую глубокую бездну…
Он поднял меня на руки и понес в постель. Взял с тумбочки специальный гель и начал медленно размазывать его сначала вокруг клитора, но постепенно спускаясь вниз, к анусу. Я застонала. Его пальцы проникали всюду, ухитряясь одновременно находиться в обоих отверстиях сразу и еще поглаживать выпирающий бугорок. Я билась в его руках словно безумная, орала в голос и не понимала, на каком свете нахожусь. Он посадил меня на себя и предоставил возможность двигаться в любом, выбранном мною ритме, пока я не упала ему на грудь, содрогаясь от очередного сверхъестественного оргазма.
Когда все закончилось, я побрела в душ, размышляя о том, что это сексуальное безумие и рабство, хотя и является самым извращенным и прекрасным любовным слаломом из всего, что я когда-либо чувствовала, но для семейной жизни, о которой я всегда мечтала, явно не подходит.
Через пару дней, утром, после очередного безумного сексуального пробуждения, я подошла к пьющему кофе Юре, оперлась о край кухонного стола и сказала:
– Юр, я хочу поговорить.
– Давай. О чем?
– Я не могу так…
– Как так? Тебе не нравится наш секс?
– Нравится, я каждый раз просто схожу с ума, но при всем при этом думаю о том, что время проходит, а я очень хочу семью, ребенка…
– Кать, я не создан для семейной жизни. Ты же знаешь. Мне нравится образ жизни, который веду, и я не хочу ничего менять. А уж тем более заводить детей. В нашем безумном и жестоком мире это просто аморально.
– Я так не считаю.
– И что ты намерена делать?
– Я ухожу от тебя.
– Зачем? Чтобы выйти замуж и родить ребенка?
– Да. Это то, о чем я мечтаю.
– Ты найдешь себе какого-нибудь тюфяка-мужа, с пухлым животиком и жирными ляжками и будешь бережно дуть ему на лысинку, охраняя его безмятежный покой? А он будет с гордым видом возить по бульварчику коляску с законным отпрыском и по выходным водить вас в зоопарк?
– Пусть так.
– И ты не пожалеешь обо всем этом? – он жестом показал на обнаженные наши тела.
– Может, и пожалею.