– Почему они не расходятся в стороны, сир? – подъехав к Неддару вплотную, испуганным шепотом спросила баронесса.
– Я увел с собой сорок человек, а вернулся один… – остановив коня в десятке локтей перед сплошной стеной из лам’наш’ги, хмуро ответил король. Затем рванул вверх левый рукав араллуха и продемонстрировал толпе иссеченное предплечье.
– У-уэй! У-уэй!! У-уэй!!! – слитно рявкнули горцы, а затем раздались в стороны, пропуская Неддара в город.
Король подал коня вперед, проехал между двух пышущих яростью «стен», миновал стоящих последними ро’ори из рода Царран и жестом подозвал к себе одного из сопровождающих:
– Леди Амалию – в сарти Аттарков. Потом можешь возвращаться на пост…
Воин коротко кивнул, взглядом попросил баронессу следовать за ним и свернул в ближайший переулок.
Проводив взглядом обоих всадников, Неддар стиснул поводья и с огромным трудом заставил себя расслабиться: он, адвар, не мог позволить себе передвигаться по Шаргайлу галопом. Как бы ему этого ни хотелось…
…До сарти увея добрались минут за пятнадцать. Спешившись у распахнутых настежь ворот, Неддар бросил поводья подбежавшему мальчишке и, поудобнее передвинув меч, неторопливо пошел к высокой двери, старательно не замечая встревоженных взглядов обитателей дома-крепости, собравшихся во дворе.
Добрался. Вошел. Занес ногу над первой ступенькой лестницы, вспомнил, о чем думал, поднимаясь к Бездушному вместе с Тарвазом, и заскрипел зубами: тогда, в прошлом, он искренне считал, что побег Унгара с Жергова плоскогорья – всего лишь бунт мальчишки, взбешенного приказом отца.
«Вот тебе и бунт…» – угрюмо подумал Неддар, вгляделся в полумрак и, сообразив, что стоит на месте уже минуты две, зашагал вверх по ступеням…
…В Зале Совета стояла мертвая тишина: увей и аннары стояли рядом со своими креслами и угрюмо молчали.
Скользнув взглядом по их лицам, Неддар склонил голову перед статуей Снежного Барса, прошел к креслу адвара, сел на застеленное шкурой сиденье и уронил руки на подлокотники. Затем набрал в грудь воздуха и заставил себя поздороваться.
Старейшины ответили. Учтиво, но тоже лишь отдавая дань а’дару. Потом уселись на свои места и превратились в статуи.
– Я, Неддар Латирдан по прозвищу Вейнарский Лев, адвар хейсаров, объявляю вейле’хаар… [208]
– Кому, адвар? – справившись с удивлением, спросил увей.
– Ордену Вседержителя… – отчеканил король. Затем встал, второй раз за вечер обнажил левое предплечье и оскалился: – Я поклялся кровью рода, что ни один хейсар не будет знать покоя, пока по Горготу ходит хотя бы один слуга Бога-Отца!
– Ты… уверен? – склонив голову, осторожно спросил жрец Снежного Барса. Потом помялся и решил уточнить: – Прости, что спрашиваю, но вейле’хаар – это…
Неддар выставил перед собой обе ладони, дождался, пока увей замолчит, и обвел аннаров тяжелым взглядом:
– Орден Вседержителя – это не шайка лесовиков, а сила, которая в скором будущем подомнет под себя весь Горгот. Причем не просто подомнет, а уничтожит и прошлое, и настоящее всех народов, которые попадут под ее пяту… Да, я не оговорился, именно уничтожит: братьям во Свете нужны не только земли и люди, которые их населяют, но и их Вера. Поэтому они каленым железом вырвут из нас память о Бастарзе, заставят забыть а’дар и выбьют из рук наш’ги!
Старейшины зароптали. Наименее выдержанные попытались даже высказать свое мнение, но наткнулись на бешеный взгляд адвара и сдержались.
– Если бы братья во Свете воевали сердцем и клинком [209] , я вывел бы против них армию и вбил бы их в землю. Увы, армии у них нет, зато есть Обители, в которых в моих… и не в моих подданных вбивается вера в Бога-Отца, есть братья-надзирающие, способные внушить ЛЮБОМУ человеку все, что угодно, братья-клинки, не гнушающиеся пользоваться ядами, и… – он сделал довольно длинную паузу, – оружие, способное метать ведерный сосуд с «Огнем Веры» на целый перестрел!
– Что метать? – недоуменно выгнул бровь Крейн Борона, новый аннар Максудов.
– Горючее масло, которое не тушится водой… – ответил Эразд Клинок Рассвета.
– Угу, оно самое… – кивнул Неддар и изо всех сил стиснул пальцами подлокотники. – На постоялом дворе нас было сорок семь. Три метателя выпустили по два сосуда этой дряни, «Медвежье Логово» вспыхнуло, как пересушенное сено, и если бы не Кром…
Несколько мгновений тишины, во время которой старейшины ждали завершения фразы, и король нашел в себе силы, чтобы закончить предложение:
– В общем, из тех, кто ночевал в «Логове», выжили всего трое: баас’ори’те, я и леди Амалия…
– А где он сам, адвар? – неожиданно спросил Лерий Сжатый Кулак.
Неддар откинулся на спину кресла, сглотнул и вперил взгляд в глаза Каменной Длани:
– Перед тем как выпустить по «Логову» сосуды с «Огнем Веры», нас опоили, подмешав в вино настойку хаталвара. Кром выпил меньше всех, поэтому, почувствовав жар, сначала вынес во двор свою жену и спрятал ее в кузнице, потом положил пару братьев во Свете, добивавших уцелевших часовых, спас жизнь Гарташу Плети, перенес его к Мэйнарии и вернулся в здание, чтобы вытащить остальных…
Почувствовав, что этот рассказ имеет какое-то отношение к нему, Тарваз слегка побледнел.
– Вошел в пылающее здание, добрался до моей комнаты, выломал дверь и вынес наружу меня и леди Амалию. А перед белой дверью его ждали…
В этот момент перед глазами Неддара появилось лицо Крома. Такое, каким он его увидел, придя в сознание, – покрытое чудовищными волдырями и потеками крови и сукровицы, с заостренными скулами, впавшими щеками, лишенное бороды, усов и бровей и похожее на опаленный в костре кусок мяса.
Продолжать описание того, что происходило на постоялом дворе, он не смог – подался вперед, со всей дури врезал кулаком по столешнице и заорал на весь сарти:
– Кром, еле стоящий на ногах, со мной и леди Амалией на плечах, вступил в бой!!! А в это время Унгар Ночная Тишь и его побратим, решившие воспользоваться покушением на меня, чтобы похитить Мэйнарию, УБИВАЛИ тяжело раненного Гарташа!!!
Каменная Длань побледнел как полотно, открыл рот, чтобы что-то сказать, потом тяжело поднялся на ноги, вытащил из ножен наш’ги и полоснул себя по яремной жиле.
Неддар даже не дернулся – проводил взглядом оседающее на пол тело, затем оглядел остальных аннаров и равнодушно пожал плечами:
– Зря. Его смерть не перевоспитала Унгара и не вернула Крому его жену…
Несколько долгих-предолгих мгновений в зале Совета было тихо. До того момента, когда король перевел взгляд на увея и вопросительно уставился ему в глаза.