— Ложись рядом… Пожалуйста…
Перед глазами тут же замелькали образы, которые я тщетно пытался выбить из головы, моясь в холодной воде: рыжее пламя волос, струящееся по узенькой спине, хрупкие плечи, покрытые конопушками. Родинка под правой лопаткой, к которой мне безумно хотелось прикоснуться. Ямочки на пояснице, при одном взгляде на которые у меня перехватывало дух…
Я облизал враз пересохшие губы и… нашел в себе силы отказаться:
— Кровать совсем узкая. Я не помещусь…
— Поместишься… — Мэй отодвинулась подальше и призывно откинула одеяло.
У меня потемнело перед глазами — задравшаяся ночная рубашка открывала моему взгляду всю ее правую голень, колено и часть бедра!!!
— Ну же… — поймав мой взгляд, одними губами произнесла она. — А то мне холодно…
Отказаться я не смог — на негнущихся ногах подошел к кровати, сел на самый краешек, стянул с ног сапоги и лег. Чувствуя себя так, как будто лежу не рядом с красивой и желанной девушкой, а на эшафоте.
Одеяло взвилось в воздух, упало мне на грудь, а через мгновение я сообразил, что забыл надеть рубашку.
Дернулся, чтобы встать, но почувствовал, что к моему боку прижимается пышущее жаром тело:
— Ты совсем замерз, бедненький! Дай я тебя согрею…
— Мэй!!!
Она не поняла — обхватила меня рукой за шею, забросила колено мне на живот и уткнулась носом в плечо.
Меня затрясло — я вдруг понял, что чувствую ее всю: ладошку, лежащую на моей ключице, локоток, касающийся живота, грудь, упирающуюся в ребра, внутреннюю поверхность ее бедра, лежащую в пяди от моих чресел.
Я закусил губу, закрыл глаза и попробовал представить язычок свечи. Наивный — вместо образа, позволяющего погрузиться в себя, перед моим внутренним взором сразу же появились губы моей половинки — ярко — алые, чуть припухшие и зовуще приоткрытые. Следом я явственно почувствовал их вкус и запах…
— Тебя аж колотит… — выдохнула Мэй и прижалась ко мне еще теснее. — Мог бы выкупаться и здесь…
Представил. Себя — голым, стоящим в тазу и поливающим себя водой, и ее — лежащую на кровати и с ужасом глядящую на меня.
Поежился. И чуть было не вскочил с кровати, когда бедро Мэй, шевельнувшись, чуть было не легло на мои чресла.
— Кро — о-ом? Ты почему молчишь?
— У меня кружится голова… — толком не успев подумать, как ответить на этот вопрос, ляпнул я. — От твоей близости…
— У меня тоже… — выдохнула она и поцеловала меня в плечо. — Знаешь, я пьянею от запаха твоего тела… и от одной мысли о том, что вот — вот почувствую вкус твоих губ… Я слышу, как колотится твое сердце, и схожу с ума от мысли о том, что каждый его удар — это признание в любви… Я счастлива, что ты — рядом, и ужасно боюсь с тобой расставаться…
Последнее слово — «расставаться» — мигом вернуло меня с небес на землю. Я изо всех сил сжал зубы и вспомнил фразу, сказанную мне Мэйнарией прошлой ночью: «Я кое‑что придумала. Не уверена, что тебе понравится, но…»
«Не уверена, что понравится… — стараясь не завыть от тоски, повторил я. — Не уверена, что тебе понравится…»
— Я, кажется, решилась… Понимаю, что это ужасно, и… — Мэй сглотнула, потерлась щекой о мое плечо и зябко повела плечами: — Знаю, что паду в твоих глазах… Но по — другому не могу…
«Не могу…» — эхом повторил я, а через мгновение понял, что стою у окна, вжавшись лбом в ставень, и представляю себе ее женихов. Мертвыми. И нервно тискаю рукоять чекана, невесть откуда взявшегося в моей руке.
— Кро — о-ом?
Слышать ее голос было невыносимо, поэтому я выбил ладонью засов, рванул на себя ставни, открыл окно и перед тем, как спрыгнуть вниз, негромко пробормотал:
— Ты не сможешь пасть в моих глазах… Я знаю, что такое долг… И помогу тебе сделать то, что должно…
«Я поступил правильно… — невесть в который раз за утро обдумав свое поведение, горько подумал я. — И если не считать мой побег на «ночную тренировку», то мое поведение можно считать безупречным…»
Увы, эта мысль меня не успокоила — я прекрасно помнил взгляд, которым меня встретила Мэй. И при желании мог повторить все интонации, которые прозвучали в ее словах:
— Как потренировался?
«Не знаю…» — так же, как тогда, мысленно ответил ей я. И вгляделся в серо — желтое пятно на месте ее спины.
Я действительно не знал. Ибо тогда, во дворе, мое тело двигалось без участия разума — отрабатывало самые сложные танцы Чекана и Посоха, при этом безошибочно огибая все, что невозможно сломать, крушило непрочное и все взвинчивало и взвинчивало темп. А я сам пребывал в состоянии полного отупения — не реагировал на окрики высунувшегося в окно Ваги и на какие‑то просьбы Этерии Кейвази, не слышал возмущенного рева хозяина постоялого двора и его домочадцев. Хотя нет, крики слышал. И, кажется, даже пытался заткнуть самых голосистых — стоило об этом задуматься, как в памяти всплыли бессвязные обрывки воспоминаний, в которых мелькало то искаженное ужасом лицо Заура, то вжимающийся в плетень силуэт хозяйской жены, то висящая на одной петле дверь в таверну.
«Я поступил правильно…» — очередной раз повторил я, с хрустом сжал кулаки и прозрел: холод в голосе Мэй был следствием моего малодушия: в тот момент, когда ей была нужна моя поддержка, я сосредоточился на своих ощущениях и просто сбежал! Оставив ее наедине со своей болью!!!
Удар пятками, который должен был подстегнуть моего коня, оказался сильнее, чем надо — почувствовав, что я подался вперед и отдал повод, Арсат сорвался в галоп и, в мгновение ока пронесшись мимо кобылки Мэй, чуть было не слетел с дороги.
Торопливо отклонившись назад, я принял на себя поводья. Тоже слишком резко — конь остановился как вкопанный, а потом недовольно заржал и попятился назад.
Дождавшись, пока на границе белого шара возникнет лицо моей гард’эйт, я виновато улыбнулся:
— Нам надо поговорить…
Мэй мазнула по мне равнодушным взглядом и, не сказав ни слова, проехала мимо…
…На вершину перевала, с которого открывался вид на Шаргайл, подъехали в час вепря, когда солнце уже скрылось двуглавым пиком Ан’гри и высоченные дома — башни хейсарской столицы сияли светом, отраженным от заснеженной вершины Тен’гри [120] .
Этерия Кейвази, явно никогда не видевшая ничего подобн ого, всплеснула руками и восхищенно заохала, хейсары и хейсарки гордо задрали подбородки, а Мэй закусила губу и подняла кобылку в галоп. Словно стараясь побыстрее добраться до гостеприимного дома рода Аттарк.
Конечно же, ее женихи и я рванули следом, и через какие‑то десять минут оказались перед границей города — Бараньим Лбом, камнем высотой в четыре человеческих роста, рядом с которым нас дожидались воины головного дозора.