Я мысленно застонала: сегодня этим словом объяснялось все и вся — купание в ночной [151] бане, белование [152] косули под взыскательными взорами женихов и аннаров всех сколь‑либо крупных хейсарских родов, разделка туши, приготовление маринада и главного блюда для последующего пира!
— Ты выбираешь мужа так, как считаешь нужным, не правда ли?
— Да… — с вызовом уставившись в глаза Каменной Длани, ответила я.
— Твое право… — ухмыльнулся Тарваз. — А их право — знать, достойна ты их Песни или нет…
…Пока я проклинала миг, когда согласилась отправиться именно в Шаргайл, аза оглядела меня с ног до головы, пребольно ущипнула за живот и недовольно поморщилась:
— М — да… Ешь за двоих, а двигаешься мало!
Я вспыхнула, сделала шаг назад и, споткнувшись, чуть было не села на лавку. Потом восстановила равновесие, вскинула подбородок и дерзко усмехнулась:
— В комнате, в которой вы меня поселили, несколько тесновато. А бегать по лестнице в сопровождении тэнгэ я пока еще не привыкла…
— Твой майягард — Мастер Посоха и Чекана. Попроси — и он уделит тебе столько времени, сколько ты захочешь!
Напоминание о Кроме и его тренировках больно резануло душу: я тут же представила, как он придерживает за бедра Этерию Кейвази, и, опустив голову, чтобы распущенные волосы закрыли лицо, мрачно хмыкнула:
— Неужели ради этого меня начнут выпускать с женской половины?
Нита пропустила мои слова мимо ушей и опустилась передо мной на колени!
Пока я ошалело хлопала глазами и ждала от нее чего‑нибудь торжественного, она прикоснулась к пальцам моих ног, щелкнула по ногтям, потом удовлетворенно хмыкнула, встала и принялась бесцеремонно мять мою грудь!!!
Я отшатнулась назад, сжала кулаки и зашипела. На весь предбанник:
— Аза, вы…
— …ты! — перебила меня она. — Ты — здорова! И если Эйдилия заставит тебя обратить взгляд на Унгара, то я с радостью назову тебя дочерью [153] …
Запоздало сообразив, что меня только что осмотрели, как породистую кобылку, причем так, как описано в трактате «О деторождении и способах определения изъянов, препятствующих оному…», я зло сузила глаза:
— А как же зубы и моча?
— Уже видела. И то и другое… — «не заметив» моего не особо дружелюбного тона, улыбнулась она. — Говорю же, ты здорова…
— А вдруг я уже не невинна?
На этот раз ее задело — взгляд старшей матери рода потемнел и метнулся вниз, к моему лону.
Несколько мгновений тишины — и с губ Ниты сорвался тихий смешок:
— А ты норовиста! Как я когда‑то… Тому, кого ты выберешь, придется нелегко…
При мысли о том, что этим «кем‑то» будет не Кром, меня зазнобило.
Нита, увидев, что меня трясет, примирительно улыбнулась и развела руками:
— Не злись, я делаю то, что должно! Уж кто‑кто, а ты обязана это понимать…
«О — бя‑за — на…» — горько повторила я про себя, кивнула, показывая, что уже не злюсь, и, пряча глаза, отправилась мыться…
…Эдак через час, чисто вымытая, умащенная какой‑то приятно пахнущей дрянью и наряженная в белоснежные ансы и араллух, я стояла посреди двора и задумчиво пялилась на косулю, лежащую в шаге передо мной.
Нет, я думала не о том, как ее беловать — уж чему — чему, а этому отец научил меня на славу, — а пыталась решить, кто из троицы стоящих за ней женихов должен нанести удар, «отнимающий жизнь».
«В этом выборе нет ничего такого… — глядя в лиловый глаз насмерть перепуганного животного, угрюмо повторяла я слова, сказанные мне перед самым ритуалом. — Да, обычно девушки вручают ритуальный клинок брату или отцу, но раз у тебя такой возможности нет, то ты протянешь его тому, кого считаешь самым достойным. А когда он заберет жизнь косули, покажешь, на что способна сама…»
Увы, в это самое «ни чего такого» как‑то не верилось: во взгляде старшей матери рода Аттарк, объяснявшей мне тонкости виот’ун’иар, изредка мелькало самодовольство. И иногда — чуть заметное чувство вины. Увы, уточнить, что скрывается под словосочетанием «ничего такого», я не успела — в тот самый момент, когда я открыла рот, чтобы задать этот вопрос, в предбанник ворвалась Хасия и сообщила, что гости собрались и ждут. После чего меня вытолкали наружу и торжественно поволокли на передний двор…
«Если бы выбор не значил совсем ничего, то девушки вручали бы ритуальный клинок тем, кто им симпатичен. Скажем, чтобы дать их избранникам почувствовать себя достойнейшими, намекнуть на свой интерес или просто покуражиться… — тиская рукоять ножа, размышляла я. — Но они этого не делают. Значит, знают, что это действие имеет какой‑то смысл. Какой?»
Я поочередно посмотрела на лица женихов, попробовала оценить их состояние и… мысленно обозвала себя слепой дурой: они ВОЛНОВАЛИСЬ!!! И не сказать, чтобы слабо — Итлар покусывал ус, Намор то и дело вытирал потеющую ладонь об ансы, а Унгар уж слишком старательно делал вид, что ему все нипочем.
Значит, выбор был значим! И даже очень!!!
Настроение, и без того не особо хорошее, испортилось окончательно. И я о — о-очень нехорошим взглядом посмотрела на азу, стоящую в толпе женщин.
Она ответила мне таким ясным взглядом, что меня перекосило от бешенства: она тоже волновалась! Причем ничуть не слабее своего сына!
«О том, что самый толковый из всей этой троицы — Ночная Тишь, знают все… — мрачно подумала я. — Значит, у Ниты были все основания считать, что я выберу именно его. Допустим, так оно и случится. Что это ей дает?»
Ответ пришел в то же мгновение: если выбор, сделанный во время виот’ун’иара, расценивался как некое обещание, то, протянув клинок ее сыну, я поставлю себя в положение, из которого будет только один дос тойный выход — замужество. А любая попытка изменить свое решение ПОСЛЕ виот’ун’иара сделает меня клятвопреступницей…
«А что, если я выберу не Унгара? — мелькнуло в голове. — А, скажем, того же Намора?»
От мысли о том, что в таком случае мне придется выйти замуж за Медвежью Лапу, меня бросило сначала в холод, а потом — в жар.
Словно услышав мои мысли, Нита улыбнулась. И взглядом показала на косулю.
«Итак, меня поставили перед выбором…» — закусив губу, подумала я и нервно сглотнула: из рассказа Ниты я знала, что отказ от уже назначенного ритуала считался трусостью. И несмываемым пятном ложился не только на мой род, но и на род Аттарк.