— У — уэй!!! — слитно гаркнули его сородичи. А я неожиданно поймала себя на мысли, что смотрю на него с интересом…
Девятый день третьей десятины первого травника.
…Уресс не обманул — в пристройке рядом с тренировочной площадкой нашлось десятка четыре ил’личе [136] . Толстостенных, с шириной захвата [137] от одного до трех пальцев [138] , с широкой опояской и плотно закрывающейся крышкой, не дающей высыпаться содержимому. Содержимое — мешок с чистым речным песком — стоял рядом, радуя глаз своими размерами.
Подобрав кувшины по руке, я засыпал в них нужное количество песка, плотно закрыл крышки, взялся за захваты и отнес их к входной двери. Потом нашел пару колотушек [139] потяжелее и поставил их перед айти’аром [140] , тенью следующим за мной.
Мальчишка вцепился в рукояти, до блеска отполированные руками его сородичей, и уважительно выдохнул:
— Ого!!!
«Донесешь?» — чуть было не спросил я, но вовремя вспомнил, что передо мной — не вейнарец, а хейсар. Будущий воин, который скорее умрет, чем признается в своей слабости.
«Если что — помогу…» — подумал я, подхватил оба ил’личе, вышел во двор и неторопливо двинулся к лестнице, ведущей на Орлиное Гнездо.
Судя по пыхтению, доносящемуся сзади, выбранные мною колотушки оказались тяжеловаты. Однако Уресс не сдавался: шел следом за мной и изредка пыт ался подпрыгивать от счастья.
Последнее, правда, делал недолго — этаже на втором в его походке появился четкий ритм, на четвертом перестук босых ног стал постепенно замедляться, а на шестом до меня донесся сдвоенный стук.
Останавливаться и смотреть, как он кусает губы, разминая уставшие руки, я, конечно же, не стал. Сделал вид, что не услышал, и, прибавив шаг, вскоре выбрался на крышу. Где обменялся приветствиями с только что сменившимся часовым, снял с себя араллух и продолжил тренировку с того места, на котором остановился.
Пять десятков повторений восходящего солнца [141] в стойке готовности [142] с концентрацией на напряжении живота и дыхании, столько же — в движении шагом медведя, короткое расслабление — и я, присев, взялся за захваты.
Выпрямился. На вдохе медленно поднял руки на уровень плеч, выждал один удар сердца и с резким выдохом довернул кисти рук так, чтобы увидеть через горлышки кувшинов их дно [143] .
Два удара сердца предельного напряжения мышц — и руки пошли вниз. Чтобы через мгновение снова устремиться вверх.
Повторении на тридцатом справа от меня раздалось тихое сопение — Уресс, не успевший толком отдышаться от подъема по лестнице, начал повторять за мной упражнение. Старательно напрягая пальцы так, как будто держал ил’личе.
«Добросовестный мальчишка…» — мелькнуло где‑то на краю сознания, и я, окончательно уйдя в себя, забыл про его существование…
…Часа через полтора — два, когда солнце вышло из‑за вершины Тен’гри и коснулось своим ликом краешка одинокого облачка, висящего в ослепительно — синем небе, на крышу поднялись леди Этерия Кейвази, троица ее бессменных спутниц и четверка телохранителей.
Дав мне возможность закончить очередное упражнение, баронесса по — хейсарски опустилась на одно колено и смиренно склонила голову:
— Мастер? Вы не уделите мне часть своего драгоценного внимания?
Я мысленно фыркнул: судя по церемонности обращения, леди Этерия хотела использовать тренировку со мной как способ хоть на какое‑то время избавиться от навязчивого внимания своих тэнгэ [144] .
— Уделю… — нехотя пробормотал я и, поймав вопросительный взгляд десятника, посмотрел в небо, показывая, что буду тренировать баронессу до полудня.
Хейсар кивнул, щелкнул пальцами, привлекая внимание своих подчиненных, и без лишних слов нырнул в люк…
…Минуты через полторы после того, как леди Этерия начала разминаться, я понял, что неверно истолковал ее мотивы: она сознательно допускала ошибку за ошибкой. Причем в движениях, править которые, не прикасаясь к ней, было невозможно.
Пришлось изворачиваться: «неверное» движение локтя я поправил одним единственным тычком пальца в подреберье, «ошибку» в захвате воображаемого запястья — щелчком по оттопыренному мизинцу, дрожание предплечья во Взмахе Крыла — молниеносным рывком за кисть.
Сообразив, что держу дистанцию, она закусила губу и на переходе от Искры на Ветру к Сломанной ветви изобразила такое невообразимо — безобразное вращение бедрами, что я онемел от возмущения. А потом, сместившись так, чтобы ни часовой, ни Уресс не видели выражения моего лица, подошел к ней вплотную и негромко поинтересовался:
— Если вы не хотите тренироваться, то, может, не надо тратить мое и ваше время зря?
— Хочу. Просто нас слышат. А мне надо с тобой поговорить… — одними губами произнесла баронесса. Потом подумала и добавила: — Поговорить можно во время парного танца или качания маятника [145] …
Понял. Кивнул. Дождался, пока она закончит разогреваться, скользнул к ней, принял стойку песочных часов и выставил вперед правую руку. Леди Этерия уперлась в мое предплечье своим и легонечко на него надавила…
— На семь качаний… — чуть громче, чем надо, сказал я и вернул ей ее движение…
…Первые несколько минут мы сосредоточенно молчали. Я — пытаясь понять, какие из ударов [146] она сможет делать во время беседы, не вызывая удивления у невольных зрителей, а баронесса — старательно демонстрируя весь известный ей арсенал движений.